Читаем Пути-перепутья полностью

- А, вот и вы, Орт. Я даже тревожилась, где вы. Слава богу, без оснований. Вид у вас цветущий. Вот только бледноваты вы. Хотя это от жары. А веснушки все на месте.

- Да, госпожа баронесса, веснушки никуда не делись.

- Ну и ладно. Зато цвет лица вполне естественный.

Так, за разговорами, Кете в сопровождении Бото и Минетты добралась до спальни, а двое остальных удалились в свое кухонное царство.

- Ну, Минетта, теперь помоги мне. Сперва плащ. Теперь возьми шляпку. Только осторожно, иначе мы задохнемся от пыли. А теперь вели Орту накрыть стол на балконе. У меня за весь день маковой росинки во рту не было. Я нарочно не ела, чтоб нагулять аппетит. А теперь ступай, голубушка, ступай.

Минетта торопливо вышла из комнаты, а Кете остановилась перед высоким трюмо, приводя в порядок растрепавшуюся прическу. Одновременно она следила в зеркале за Бото - тот стоял рядом и глядел на свою красивую жену.

- Ну-у, Бото,- кокетливо и лукаво протянула она, не отрывая глаз от зеркала.

Это милое кокетство возымело должное действие: Бото прижал ее к себе, и она с радостью отдалась его ласкам. Потом он обнял ее обеими руками за талию и высоко поднял.

- Ах ты, кукла, ах ты, куколка моя ненаглядная.

- Кукла, куколка! Я могла бы на тебя обидеться, потому что с куклами только играют. Но я не обижаюсь. Напротив. Я даже польщена. Кукол больше любят и берегут. А для меня это важней всего.

Глава двадцать пятая

Утро было чудесное, небо слегка прикрыто облаками; обвеваемая легкими дуновениями западного ветерка, молодая чета сидела на балконе и, покуда Минетта убирала стол после кофе, глядела на Зоологический и его слоновник, чьи пестрые купола расплывались в утреннем тумане.

- Собственно, я до сих пор так ничего и не знаю,- сказал Бото,- ты сразу уснула, а сон - для меня святыня. Но я хочу все знать. Рассказывай.

- Рассказывай… Что я должна рассказывать? Я написала тебе так много писем, стало быть, Анну Гревениц и госпожу Залингер ты должен представить себе не хуже, чем я, а то и лучше, ибо порой я писала куда больше, чем мне известно.

- Согласен. Но очень часто мне приходилось читать и такие слова: «Об этом при встрече». Встреча уже состоялась, рассказывай, иначе я подумаю, будто ты что-то от меня скрываешь. Я ничего не знаю о твоих выездах, а ведь ты побывала в Висбадене. Правда, принято говорить, что в Висбадене есть только полковники и старые генералы, но ведь, кроме них, там есть и англичане. А коли уж речь зашла об англичанах, я сразу вспоминаю твоего шотландца, о котором ты собиралась мне рассказать. Как бишь его звали?

- Армстронг. Мистер Армстронг. Милейший человек, и я решительно не понимаю его жену, некую Альвенслебен - как я тебе, помнится, уже говорила, она почему-то вечно смущалась, едва он открывал рот. А ведь он был совершеннейший джентльмен, очень следил за собой, даже когда выходил на прогулку, и считал возможным держаться с известной небрежностью. В таких случаях джентльмены всего лучше. Скажи, ты ведь согласен со мной? У него был синий галстук и желтый летний костюм. Он выглядел так в своем туалете, словно его туда зашили, Анна Гревениц всякий раз про него говорила: «А вот и наш пенал шествует». Да, еще он всегда ходил с открытым зонтиком - от солнца. Он в Индии привык ходить с зонтиком. Он служил в Шотландском полку, полк стоял не то в Бомбее, не то в Мадрасе, а может, и в Дели. В конце концов это не так уж важно. Чего он только но навидался! Беседу он вел просто восхитительно, хотя порой я не знала толком, как это все воспринимать.

- Значит, он был развязный? Или наглый?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века