Читаем Пути в незнаемое полностью

Это совершилось изрядно быстро: найденные не так давно остатки древнейших одноклеточных дожидались нас то ли 3,8, то ли даже 4 миллиарда лет. Списывать тайну их происхождения на некую непостижимо долгую и потому неописуемо извилистую эволюцию вещества, как то делала благодушная наука прошлого, теперь уже невозможно. Стало очевидно, что первые семена жизни появились на нашей планете в результате какой-то скорой и решительной метаморфозы. То ли залетели готовенькими из космоса, то ли все же зародились здесь, на месте событий.

Леню не привлекал первый вариант, возрождающий древнюю теорию панспермии и лишь помогающий задвинуть решение загадки в утешительно долгий, бездонный галактический ящик. Однако отвергнуть его значило тут же очутиться в вязкой пучине запутаннейших противоречий.

Математические оценки того, насколько вероятна стихийная самосборка биополимеров и, тем более, живых организмов из простых молекул, дают самые неблагоприятные цифры. Получается единица, деленная на число, много превышающее количество атомов во Вселенной. Отличить эту вероятность от нуля может только неисправимый оптимист. Цена таких подсчетов, правда, тоже не сильно превышает нуль. Если, к примеру, оценивать сходным манером вероятность возникновения из хаоса звуков человеческой речи, получается дробь с еще более устрашающим знаменателем. Однако это-то мы знаем достоверно: все многообразие наших наречий сложилось максимум за несколько сот тысячелетий. И вовсе не путем случайного комбинирования выкриков, а в результате закономерного, самоускоряющегося развития. Так почему же генетический код — первичный язык живых систем — должен был складываться хаотически? Сопоставление его с нашей речью все чаще мелькает в рассуждениях тех, кто докапывается до корней жизни. И хотя не очень-то оно строго, отмахнуться от него трудно — должны же быть у сходных явлений сходные свойства…

Леня добросовестно исполнял новые косвенные обязанности. Служба, которую ему приходилось нести, была полна невидимой миру фантастики. Директор без устали его нахваливал, часто брал с собой на совещания неведомого назначения и выпускал на трибуну по самым неожиданным поводам. У Лени открылся дар с ходу, не задумываясь, отвечать на такие вопросы, которые поставили бы в тупик самого Ходжу Насреддина (сколько гвоздей понадобится, чтобы сколотить ящик для такого-то изделия? Как с помощью машины Тьюринга вычислить скорость распространения гриппа? Можно ли сделать пластмассовый сверхпроводник и когда это станет технически реальным?).

По вечерам, после изнурительной административной суетни, тягостной из-за неизбежных при ней ежеминутных переключений мозга, из-за необходимости постоянно не доверять, решать за других, спорить по очевидным пустякам, он все же находил час-другой, чтобы повозиться со своими уравнениями. Это давалось трудно. Поток несущественных внешних событий — на каждое он был обязан реагировать быстро и безошибочно, никто не спрашивал, по силам это или нет, — не то чтобы захлестывал русло его мыслей, прочно занятое более значительным, но как бы затягивал его цепкой тиной. Приходилось раздваиваться, постоянно встряхивать память, чтобы не утерять самовольно вспыхивающие в самое неподходящее время сравнения и догадки, даже записывать их скорыми крючками поверх каких-то служебных черновиков.

…Теперь-то наш герой осознает, насколько блажен тот, у кого есть надежный, умудренный годами наставник, пытается прибиться к одному прославленному метру, потом к другому. Это оказывается нелегко — упущен, видно, возраст, когда контакт со старшим, привычным к безоговорочному превосходству, партнером устанавливается просто и естественно.

Один из прославленных узнает через третьих лиц о его вольнодумных суждениях касательно «генералов от науки», принимает их на свой счет и, далеко не обделенный самолюбием, передает через тех же третьих, что генералом себя не считает, а в благодеяниях пока не нуждается.

Другой, восхитившись Лениными фантазиями, ухлопав на разговоры с ним целый рабочий день, под вечер невзначай произносит свое привычное полушутливое присловье: «Превосходно, согласен возглавить». Знай Леня этого человека поближе, он, пожалуй, оценил бы свойственный ему тихий юмор. Но таковым знанием он, увы, не наделен и на следующее свидание не является.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пути в незнаемое

Пути в незнаемое
Пути в незнаемое

Сборник «Пути в незнаемое» состоит из очерков, посвященных самым разным проблемам науки и культуры. В нем идет речь о работе ученых-физиков и о поисках анонимного корреспондента герценовского «Колокола»; о слиянии экономики с математикой и о грандиозном опыте пересоздания природы в засушливой степи; об экспериментально выращенных животных-уродцах, на которых изучают тайны деятельности мозга, и об агрохимических открытиях, которые могут принести коренной переворот в земледелии; о собирании книг и о работе реставраторов; о философских вопросах физики и о совершенно новой, только что рождающейся науке о звуках природы, об их связи с музыкой, о влиянии музыки на живые существа и даже на рост растений.Авторы сборника — писатели, ученые, публицисты.

Александр Наумович Фрумкин , Лев Михайлович Кокин , Т. Немчук , Юлий Эммануилович Медведев , Юрий Лукич Соколов

Документальная литература

Похожие книги

Эволюция: Триумф идеи
Эволюция: Триумф идеи

Один из лучших научных журналистов нашего времени со свойственными ему основательностью, доходчивостью и неизменным СЋРјРѕСЂРѕРј дает полный РѕР±Р·ор теории эволюции Чарльза Дарвина в свете сегодняшних представлений. Что стояло за идеями великого человека, мучительно прокладывавшего путь новых знаний в консервативном обществе? Почему по сей день не прекращаются СЃРїРѕСЂС‹ о происхождении жизни и человека на Земле? Как биологи-эволюционисты выдвигают и проверяют СЃРІРѕРё гипотезы и почему категорически не РјРѕРіСѓС' согласиться с доводами креационистов? Р' поисках ответа на эти РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ читатель делает множество поразительных открытий о жизни животных, птиц и насекомых, заставляющих задуматься о людских нравах и Р­РўР

Карл Циммер

Научная литература / Биология / Образование и наука