Пути в незнаемое

День в день, 26 апреля 1948 года Румеру было велено не выходить на работу и собраться с вещами.

В тот день, когда арестанта освобождали, он на работу не выходил, а отправлялся в городскую тюрьму. Там ему оформляли документы, и на следующий день он приходил вольняжкой заниматься тем же делом, но уже с зарплатой и без государственных харчей.

Румера с двумя конвойными отправили, как и полагалось, в общую городскую тюрьму. Но на следующий день на работу он не вышел. Это взволновало арестантов и настоящих, и бывших.

«Перед тем как выпустить Юрия Борисовича, я сняла ему комнату, — рассказывала Ольга Кузьминична, — так же как месяц назад сняла комнату для Карлуши, а год назад для Роберта Бартини. И хотя мы решили пожениться, и родители мои приготовили нам комнату с занавесочками, с красивыми подушечками на кровати, яства свадебные были закуплены, он должен был пожить в другом месте. То была страстная неделя, и на этой неделе замуж не выходят. А через неделю мы должны были пожениться. Но он не вернулся. И я пошла в городскую тюрьму. Дежурный на мой вопрос об арестанте из спецтюрьмы говорит, что сейчас уходит этап и никто ничего узнавать не будет. Велел приходить завтра. А за забором я слышала уже лай собак. В это время подошел трамвай, и я быстренько уехала. Останься я на десять минут у ворот, я бы его увидела. Хотя, может, и к лучшему, что не осталась. Знаете, когда собаки лают и впереди идут двадцатипятилетники в кандалах, а за ними обычные этапники, и их МНОГО, эта картина не из приятных. Я видела раньше такую картину. И только в Енисейске мы узнали, что произошло. Оказывается, 10 марта 1948 года вышел негласный указ о том, что лица с 58-й статьей частей таких-то и таких-то после отбытия 10-летнего наказания отправляются в ссылку на такой-то срок. Значит, если у тебя 58-я статья, было у тебя поражение в правах, не было у тебя поражения в правах, катись. Последним, кто вышел из наших до этого указа, был Карлуша. Его освободили 8 марта. Следующим был Юра. И когда 27 апреля он не вышел на работу, я решила срочно ехать в Москву. Надо было везти пятиоптику, которую Юра дал вынести с территории завода заранее и попросил спрятать у Карлуши Сцилларда. 2 мая я была уже в Москве, остановилась у Румеров, которые приняли меня настороженно. В начале июня пришла Румерам телеграмма: «ПРИБЫЛ ЕНИСЕЙСК ПРИШЛИТЕ ТЫСЯЧУ». Я хватаю Осипа Борисовича в охапку и начинаю по большой квадратной прихожей танцевать вальсом».

«Енисейск (дата не проставлена)

Дорогая моя Олененка!

Я страшно тосковал по тебе и боялся лишиться тебя, и жизнь показалась совсем бессмысленной. Твоя телеграмма привела меня в восторг, в особенности потому, что получение телеграммы совпало с прояснившейся возможностью жить и устроиться. Итак, я получаю кафедру в Учительском институте…

Кроме того, я надеюсь, что ты привезла мои работы. Если Дау нет в Москве (почему я не получил его телеграммы?), то работы необходимо передать Леонтовичу и просить его сделать изложение результатов для предварительного сообщения в Докладах. Ты знаешь, какое значение имеют для меня мои работы. Надеюсь, что с Карлушей все благополучно и что мои работы целы. Если нет, то сообщи мне телеграфно, и я их сейчас же восстановлю.

Я страшно рад, что мне прислали столько денег. Ведь я нашел в дороге людей, которые поделились со мной последним, и я смог сразу отдать им долг…»

Это — первое письмо Юрия Борисовича к Ольге Кузьминичне из Енисейска. Дорога от Таганрога заняла больше месяца.