Пути в незнаемое

— Представьте себе — нет, — и он привел длинную цитату из Отто Юльевича Шмидта о недальновидных руководителях, которые любят организовывать (и тем паче — возглавлять) эффектные, дорогие и бессмысленные экспедиции, но не научились по-настоящему использовать труды своих предшественников, полные ценнейших сведений об Арктике.

Купецкий объяснил, что экспедиции Вилькицкого не повезло: она вернулась в годы первой мировой войны, потом наступила революция — было не до публикации трудов. Потом о них забыли. А когда вспомнили, то «иным мудрецам, думающим, что история началась с их вхождения в жизнь», материалы показались устаревшими.

— Но все же больше шестидесяти лет прошло, — возразил я. — Может, действительно, ценность их теперь не так велика?

— Ах и вы туда же! — возмутился Купецкий. — Ну уж нет, не согласен. Велика ценность! У нас совсем мало давних, исторических сведений об Арктике. Сколько мы планомерно изучаем Север? Всего лет пятьдесят. Думаете, за такой короткий срок природа способна продемонстрировать весь калейдоскоп своих капризов? Слышите небось по радио: в такой-то день подобной погоды не было уже пятьдесят лет, сто, двести? Наводит это на какие-нибудь мысли?

— Наводит!

— Ну вот то-то же! — подхватил Купецкий и, разделавшись с одной темой, без паузы перешел к другой: — Вообще, если вы хотите понять, в чем состоит наша работа, работа гидрометеорологов, прогнозистов, запомните одну фразу: мы ищем хоть что-нибудь на фоне ничего. Это не кокетство. Это так и есть.

Купецкий заговорил о специфическом положении руководителя научной группы штаба. Конечно, не один он составляет ледовый прогноз. Этим заняты четыре арктических управления гидрометеослужбы: Амдермское, Диксонское, Тиксинское, Певекское, районные бюро погоды, полярные станции, обсерватории, радиоцентры, ледоколы, вертолеты, самолеты и даже искусственные спутники. А головная организация, ответственная за методическое обеспечение полярного мореплавания, — Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт, в котором сам Купецкий работает научным сотрудником отдела ледовых прогнозов.

Но как только начинается навигация, руководитель группы оказывается главным представителем науки в своей половине Арктики. И все «провиры» (от слова «провираться») в прогнозах — кто бы их ни допустил: коллеги по институту, его помощники или действительно он сам, — все равно будут восприниматься как его ошибки. Все претензии, негодование — на его голову.

А между тем любой прогнозист заранее знает, что ошибок ему не избежать. Ведь свои представления о будущем развитии процессов в атмосфере и гидросфере он может строить лишь на тех природных закономерностях, которые уже сегодня известны науке. Однако нынешние знания еще во многих разделах неточны, приблизительны.

Из-за этого иные коллеги, занятые «чистой наукой» (Купецкий почему-то назвал их «аналитиками»), считают, что пока всерьез заниматься прогнозным делом невозможно, и смотрят на прогнозистов как на самоуверенных дилетантов, которых и учеными, по их мнению, не назовешь.

А практики, уверенные во всесилии науки, нажимают. Им высокие материи ни к чему. Им нужен точный прогноз. И ошибку они за счет каких-то там объективных обстоятельств не спишут, а попросту посчитают, что слабый попался начальник научно-оперативной группы — не тянет.

Вот так и живет человек — между Сциллой и Харибдой.

Но все же не одни горести ему выпадают. Уж если прогноз оправдывается раз за разом — тут ты на коне. Значит, основная прогнозная гипотеза выбрана верно, да к тому же интуиция не подвела. Ибо прогноз до сих пор остается не чистым ремеслом, но искусством.

Потому-то его не построишь, если сидишь далеко в уютном кабинете, — пусть даже необходимая информация будет выдаваться тебе щедрым потоком. Цифры, схемы, графики — это еще далеко не все. Нужно самому видеть льды, ощущать на себе ветер, пургу, — словом, прогнозисту необходимо «находиться внутри явления, чувствовать его боками» — самому ходить на судах, говорить с опытными ледовыми капитанами, изучать приметы погоды северных народов, летать на самолете, работать в Штабе морских операций, обедать за одним столом с его сотрудниками, жить с ними одними интересами и даже «собственной шкурой чувствовать заботы каждого капитана, пришедшего в Арктику».

Он излагал свои мысли неторопливо, спокойно, четко. Чувствовалось, что все они отдуманы до последней детали. И лишь одно, казалось мне, не вяжется в его суждениях: как он мог — при таких-то взглядах — обрадоваться южаку.

Когда в речи его наступила пауза, я поспешил спросить об этом.

— Тут нет противоречия! — с ходу возразил Купецкий.

— Но ведь стихийное бедствие! В порту простаивают суда, остановились стройки. Не вышли в дальние рейсы машины…

— Все верно. А дальше будет еще хуже. Произойдет резкое падение уровня воды в устье Колымы, и суда застрянут, кто с морской стороны, кто с речной. И еще будут сильные штормы на мысе Шмидта. А там рейдовая разгрузка. Значит, дней на пять работы остановятся.

— Так что же здесь хорошего?