Пути в незнаемое

Не подлежит сомнению, что увлечение собственно числовыми закономерностями строения вселенной и истории, попытка выявления некоторых мировых констант, лежащих в основе их структуры, объединяет Хлебникова с новейшими течениями и в современном искусстве (напомним хотя бы «Гармонию мира» Хиндемита), и в особенности в науке. Если пристрастие А. Эддингтона к некоторым из мировых констант (в том числе и к тем, которые интересовали Хлебникова) в 20-е и 30-е годы могло казаться его частной характеристикой, то дальнейшее развитие физики вновь и вновь возвращало к идеям, напоминающим хлебниковские.

Многие из подобных прозрений Хлебникова при всей их удивительности могут показаться (как и отчасти сбывшиеся его исторические предвидения) случайно совпавшими с дальнейшим, ходом развития. Однако правильнее было бы объяснить эти совпадения так же, как и в случае фрагментов Новалиса, весьма близких к записям Хлебникова. И Новалис, и Хлебников обладали знанием, относящимся к некоторым наукам, и энциклопедической широтой интересов, касавшихся всех видов духовной деятельности. В сочетании с поэтическим воображением и интуицией это дало возможность обоим поэтам заглянуть далеко вперед и угадать многие направления развития, о которых собственно ученые в их время и не думали. Новалиса и Хлебникова можно было бы объединить как романтиков науки, угадавших пути движения рационального постижения мира. Характеристика Хлебникова как романтика (в широком смысле) согласуется и с ролью иронии в его сочинениях, вплоть до последних (ироническое преодоление собственной смерти в «Зангези»), С этим же согласуется и постоянно подчеркиваемое неприятие Хлебниковым (и в предреволюционное время, и в начале нэпа в последних его стихах, как «Не шалить!») мира денег и рыночных ценностей. Тема отъединенности поэта, сравнивающего себя с «бабочкой, залетевшей в комнату человеческой жизни» (в «Зангези», в автобиографическом стихотворном отрывке), звучит в том же романтическом ключе.

Как поэт, обращенный к будущему, он в большой мере утопический писатель. Но его утопии рационалистичны, они вдохновляются идеями современной науки, подобно тому, как его язык черпает из науки.

СВИДЕТЕЛЬСТВА ВРЕМЕНИ И ДУШИ

Петр Леонидович Капица… Одно из самых громких имен в истории физики нашего века… 1894—1984… 90 лет жизни, и 70 из них — в непрестанном служении поискам правды природы.

Историки естествознания и техники будут досконально изучать труды и дни замечательного исследователя. О нем будут написаны книги. И среди документальных источников к жизнеописанию этого выдающегося человека несомненно займут особое место его письма к матери.

Ольга Иеронимовна Капица (1866—1937) была в свой черед деятельным человеком незаурядной одаренности. Она собирала и изучала детский фольклор. Издавала сборники сказок для маленьких. Педагог и просветитель, она основала в 1920 году Показательную библиотеку детской литературы. Вместе с Самуилом Яковлевичем Маршаком возглавляла Студию детских писателей при этой библиотеке. Добрую память об Ольге Иеронимовне Капице живо хранят ленинградские литераторы и педагоги ныне уже уходящих поколений.

Мать и сына связывали глубокая любовь и высокая духовная близость. Потому-то, когда в начале 20-х годов их надолго разлучило своенравное течение жизни, единственно возможной заместительницей всегда желанного для обоих ежедневного общения стала в их разлуке непрерывная — почти дневниковая — переписка. Она сохранилась. Сыновняя доля в этой переписке — более 250 писем — около 400 страниц машинописного текста!

Сын писал из Англии. Летом 1921 года именно туда привело начинающего петроградского физика своенравие жизни. Но надо бы сказать сильнее: его привело на британскую землю драматическое течение самой Истории (да-да, с большой буквы!).

Молодая революционная Россия, истощенная двумя войнами — мировой и гражданской, — лежала в разрухе. Все приходилось начинать словно бы заново. А мир вокруг не скрывал своей враждебности. Лишь три государства решились к тому времени признать Российскую Федерацию — Афганистан, Польша, Финляндия. Великобритания делать этого еще не собиралась. А между тем появилась в Лондоне делегация ученых из «несуществующей страны». И она приехала не взывать к милосердию, но вести дела: налаживать контакты и закупать лабораторное оборудование. В руках у нее была открывающая двери валюта. И называлась она Комиссией Российской Академии наук по возобновлению научных связей с заграницей.