Путями Великого Россиянина

Сам собой напрашивается и третий вопрос к Дмитрию Сергеевичу. Что он понимает под «варварской державой»? До сих пор под словом «держава» у нас разумелось могучее централизованное государство. Но могут ли создать его варвары, то есть дикари? И есть ли хоть какая-то логика в том, что утверждает академик: «Из варварской державы на краю света вдруг появилась держава с мировой культурой...»?

По Д. С. Лихачёву выходит, что вчера ещё дикарская Русь вдруг стала державой с мировой культурой только потому, что Византия, не однажды битая Русью, в одночасье передала ей все достижения своей цивилизации, и вчерашние варвары моментально достигли вершин мировой культуры. Но что в действительности, кроме церкви и всего, что связано с ней, могла перенять великая Русь у ничтожной по сравнению с ней Византии, жившей главным образом за счёт грабежа более слабых соседних стран? Да и грабила-то она руками всевозможных наёмников, расплачивалась с которыми ими же, простаками, награбленным. Объективно говоря, это было не более как государство-паразит с повадками афериста. Не случайно и вклад Византии в мировую культуру на поверку оказывается равен нулю. Не пышность ведь императорского двора да храмов Цареграда, а наука – вот что прежде всего определяет культуру. Ни одного учёного с мировым именем Византия, однако, за все одиннадцать веков своего существования не дала. Нельзя же в самом деле считать серьёзными учёными таких византийцев, как хронисты Приск Панийский, Прокопий Кесарийский, Михаил Псёл или Лев Диакон. Тогда уж в учёные надо производить и автора трактата «Об управлении империей» Константина VII Багрянородного.

Став наследницей Эллады и Римской империи, вместе взятых,

Византия ту и другую цивилизации перемолола в жерновах доведённого до фанатизма христианства, фактически поставив церковь над государством и тем самым заведомо предопределив свою неизбежную гибель, ибо там, где господствует та или иная теология, невозможно нормальное развитие научной мысли, от которой одной только и зависит главным образом жизнеспособность любого государства. И в то же время Византия вполне унаследовала многое из того эллинского, о чём очень хорошо, на мой взгляд, сказал Славомысл:

Средь прочих варваров жрец Клио греческой персам изумлялся:

Отчего у тех сын отца иль мать свою зарезать не дерзнёт,

Коль оттого выгода ему прямая: хитона пурпур и подвластных сладкозвучна лесть?

Да отчего персы столь глупы, что смертью только за обман карают,

И презирают тех, кто долг отдать не может, но злато в долг берёт?

Мы реку нашу Непрой нарекли, чтоб на её брегах на прю никто не стал,

Погибелью не осквернив лазурь, что нивам хлебным жизнь дала.

Но Непру грек по-своему назвал, в его понятьи Борисфен она –

Река борьбы. Парсу поклоняясь, он вожделением томим,

Чтоб Непра кровью налилась и нивы слов'янина запылали кровавым сполохом огня.

Для грека скифы мы - так наше «Честь тебе!» он начертал,

Иль смысл слов'янского привета не поняв, иль в Слове имя не признав.

Вернее же всего, в чём нет сомненья, здесь грека суть видна и что его влечёт.

Не может поделиться честью тот, кому она чужда,

Иль в толк ему не взять, отчего пред путником душа щедра,

Коль он тебе незнанный и саква скарба у него,

А слов'янин, не зарясь, – честь тебе и в сердце радость!

Притом оружный сам и грива у коня дугой.

Греку диво то, иная гложет его страсть.

Природою своей он плут и жаден, но правде должное отдам: в битвах лют,

И если друг ему ты, другу не откажет, добро и зло разделит пополам.

Однако пифий имена из Дельфий борисфенские, смерть за лучшее приняв, не изречёт.

Не дщери россичей, гекзаметра стихом играючи, –

Олимпа жрицы Оракула сужденья возвещают.

Загадка та сложнее мирозданья, в сокрытом не понять, где чёт, а где нечёт.

Скифы – варвары, но девы скифов, затворенные в храмах, к стопам, омытых Непрой, Элладу повергают.

В постиженьи таинств прорицанья эллину мнится бездна роковая –

Ужасна пропасть и где-то там в бездонье - темень гробовая.

Не ведающий страха пред острием меча, эллин, рассудок потеряв, от края бездны той отпрянет.

Но волхвов с Непры призовут и уж в эллинов рядят: Всеслава вещего Анахарсисом прозвали,

Любомудр же, россич из Голуни, - эфесский Гераклит... Слов'янская порода плодовита,

Любомудры, Светозары да Всеславы – не редкость на Руси

И матери рожать не перестанут на Непре и Роси.

Соседям утешенье, что ж, – русам не потеря.

Но зачем Сократа, своего природного эллина, испить цикуту обрекли?

Познавший семь начал, он в Слове всех семерых открыл начало.

Ему ж за то – не потому ль, что свой? – цикуту!

Сравнить со зверями эллинов в сём нельзя, напраслиной было бы то на зверя.

Многочуден лик эллина, как басни Геродотовы о скифах...

В том интервью журналу «Огонёк», которое я уже цитировал, академик Д. С. Лихачёв, кроме всего прочего, сказал: «Тогда Василий II (император Византии. – А. И.) отдал свою сестру за Владимира I, и в династическом плане Русь поднялась на невиданную высоту. И Владимир Мономах был потомком византийских императоров...»