И тут вдруг все счастливо разъяснилось. Один из сотрудников протокола, лицо которого готово было просиять при взгляде на аллею, где должен был в конце концов появиться Владимир Путин, объяснил мне, что на самом деле все идет по плану:
— Не такое уж это и событие, чтобы президент от начала до конца присутствовал. Памятник все-таки!
Я понял. То есть если бы это был, например, живой император, то Владимир Путин встретил бы его, по всей видимости, первым. А памятник мог и подождать: у него теперь впереди и так вечность.
— Скоро будет, — заверил меня сотрудник протокола. — Уже подъезжает, информируют.
Между тем с Александра III сдернули наконец покрывало. Оказалось, он сидит в сапогах и шапке на камне и глядит на море. Деревья на обрыве, в нескольких метрах от него, отчасти заслоняли ему вид на море (в Крыму, да и везде, это, как известно, вообще отдельная опция, но Александр III заслужил этот вид всей своей трудовой биографией).
— Да, — вздохнул один из гостей, стоявший рядом со мной, — это вам, конечно, не скульптор Щербаков, который везде уже, по-моему!.. Это — художник!..
Он имел в виду скульптора Андрея Ковальчука, создавшего памятник.
— Не кажется ли вам, что Александр III вышел каким-то уж очень классическим памятником? — вступил я в разговор с этим человеком. — И вдаль смотрит очень уж целеустремленно. И поза напоминает писателя Достоевского, установленного около Библиотеки имени Ленина…
— Так они и жили в одно время! — оживился мой собеседник… — Что же тут странного!
— Двуглавый орел, конечно, просматривается на заднем плане, — продолжал я. — Нет никаких неожиданностей. А ведь он, говорят, и водку за голенище от жены прятал, например… А ничего такого не просматривается.
Я понял, что уже, конечно, в критическом азарте и сам сильно перебрал: еще бы скульптор чекушку императору за голенище засунул…
Но мой собеседник неожиданно кивнул:
— Да, было дело! Даже бутылки гнутые после него появились… Да, это все история наша! Российская!..
Чем дольше я вглядывался в Александра III, тем больше он мне, между прочим, нравился. И казался уже, можно сказать, живым человеком, который только для вида опирается, судя по всему, на какую-то палку.
— Да нет, не палка это, — поморщился мой собеседник. — Меч! А на что же ему еще опираться?!
— Да мог бы вообще ни на что не опираться… — пробормотал я.
— Нет, так не пойдет, — возразил мой собеседник. — Как это не опираться?
Тут ведь пришел Владимир Путин и произнес недлинную речь. Она в каком-то смысле потрясла меня.
— Мы открываем, — сказал Владимир Путин, — памятник императору Александру III, выдающемуся государственному деятелю и патриоту, человеку сильного характера, мужества, несгибаемой воли! Он всегда чувствовал огромную личную ответственность за судьбу страны: сражался за Россию на ратном поле, а став главой государства, делал все для развития и укрепления державы, для стабильности, для развития, для того, чтобы сберечь ее от потрясений, внутренних и внешних угроз!
Дело в том, что Владимир Путин говорил так, как будто памятник самому себе. Каждое слово относилось, кажется, прежде всего к нему самому (и даже слова о сражении на ратном поле: разве не Владимир Путин с размахом действовал в свое время в Дрездене, разве не он в одиночку выходил против разъяренной толпы, обороняя здание советского торгпредства?!).
Да, это был он, Владимир Путин.
— Современники называли его царем-миротворцем, но… он для России эти 13 лет (на самом деле уже 17. —
Да, Владимира Путина, конечно, ни с кем нельзя было спутать сейчас, даже с Александром III.
— При этом он считал, — продолжал, можно сказать, за глаза, Владимир Путин, — что сильное, суверенное, самостоятельное государство должно опираться не только на экономическую и военную мощь, но и на традиции… Что великому народу важно сохранять самобытность, а движение вперед невозможно без уважения к своей истории, культуре и духовным ценностям…
Без сомнения, авторы многочисленных памятников и бюстов Владимира Путина, которые будут в скором времени возникать при его жизни и творчестве, могут списывать речи на открытии этих бюстов со слов Владимира Путина на открытии памятника Александру III: в конце концов, Владимир Путин сам произносил эти слова, то есть благословил их или по крайней мере одобрил.