Не последовательное изложение того, что было, а сложная ассоциативная связь выстраивает спектакль, выливающийся в симфонию потрясающей силы, где органически сплавлены поэзия и музыка, кино и песни, мысли философов и признания политиков, телевидение и Интернет. И все это надо было найти, отобрать, смонтировать!
В связи с предыдущим спектаклем Н. Губенко «Арена жизни», явившимся творческой вершиной, с которой он двинулся к этой новой своей высоте, я уже писал, что ему очень помогли талант и опыт кинорежиссера. На сей раз — тоже. Но почти физически ощущаю, каково было справляться с таким поистине безмерным материалом.
Справился. Блестяще. Способствовала этому найденная форма — концерт, а если точнее, репетиция концерта. Как обозначено в названии, «по случаю конца света».
Вы спросите: почему? Напомню, что некоторые ведь всерьез воспринимали прогноз конца света, назначенного на 2012 год. А можно сказать и так: конец этот апокалиптический уже наступает.
У Губенко масса тому свидетельств. Ну хотя бы беспристрастные опросы на улицах — о чем они говорят? В объявленный День народного единства многие не могут ответить, кто такие Минин и Пожарский. Накануне очередной годовщины начала Великой Отечественной выясняется: для кого-то (не для одного, а опять-таки для многих) затруднительно ответить, что такое особенное значит день 22 июня. «Суббота», — говорит один. «Не вспомню, нет», — вторит другой. И так далее.
Или ответы по литературе студентов-филологов, готовящихся стать преподавателями этой самой литературы, и даже одного аспиранта, без пяти минут кандидата филологических наук. Вопрос о том, чья это строка: «Безумству храбрых поем мы славу», вызывает неуверенный ответный полувопрос: «Лермонтова?» Вопрос «Кто убил Лермонтова?» — встречается удивлением: «А разве его убили?» Эрих Мария Ремарк для завтрашних учителей-литераторов женщина, зато Жорж Санд, несомненно, мужчина…
Вот в подобных ситуациях и воскликнешь поневоле: конец света!
А разве не то же самое хочется сказать, когда голос диктора комментирует кадры из Интернета, посвященные некоей «арт-группе» под названием «Война»? Художники, так сказать. «Это они устроили унизительную, безумную акцию в годовщину казни декабристов — публичный сеанс группового секса в Государственном биологическом музее имени Тимирязева. Это они нарисовали гигантский фаллос на Литейном мосту в Санкт-Петербурге, который при разведении мостов поднялся. За эту акцию, кстати, получили награду министерства культуры».
Разве не конец света? Вот во что превращается любовь. Вот во что превращается искусство. Расчеловечивание человека, нравственное уничтожение — вместо того чтобы облагораживать его и возвышать.
Многое в спектакле построено на контрастах, на резких контрапунктах. Скажем, идет дикторский текст — сообщение 12 апреля 1961 года о выводе на орбиту вокруг Земли первого в мире корабля-спутника с человеком на борту.
Мы видим такое родное лицо в скафандре, неповторимую улыбку советского героя. А следом — воплощение лицемерия и предательства: Горбачев перед микрофоном объявляет о сложении полномочий президента СССР. И тут же титр: «Девяностые». И стихи:
1961–1991-й. Подумать только, что же случилось? С космической выси — в бездну…
Вслед за Горбачевым-«меченым», уже в виде арбатской матрешки с кровавым пятном на лбу, — другой новоявленный вершитель судьбы страны:
Какие выразительные кадры найдены для характеристики этого властительного самодура! И ведь документальные — все как есть, все как было.
Губенко потрясающе решает тему вывода советских войск из Германии. Под лихую плясовую после знаменитого ельцинского «дирижирования» он включает в свой монтаж кадры-напоминания о немецко-фашистских зверствах на нашей земле. И это пронзает насквозь. Как и последующие кадры «черного октября».