Путин против Путина. Бывший будущий президент

Но и левый, и правый консерватизм по определению должны совпадать в своей конечной цели — возрождения государственности, сохранения национальной самобытности, всемирного возвышения России, верности истокам, но пути к этому в обоих случаях видятся по-разному.

Консервативная революция

Консерватизм при Путине зреет. Он еще зелен и неустойчив, его заносит в крайности, уныло, но громко квакают и доморощенные республиканцы, и правые глобалисты. Но нечто неотвратимо приближается. Так возвращается командор или тень отца Гамлета. Чем больше русские сталкиваются с нерусскими, тем стремительнее они ищут точку опоры в самих себе. Запрос на консерватизм неуклонно и неумолимо растет. Путин благосклонно улыбается. Он инстинктивно знает, откуда что дует. И не ошибается в этом.

На каком-то этапе политическая история попросит нас уточнить позиции и дать более точные формулировки. В какой-то момент — я убежден, что на нашем веку, — решительный час наступит. Понятно, что никто в покое нас не оставит и что нам придется отвечать что-то всему миру: и богатому северу, и бедному югу. Придется изъясняться внятно и со своим народом. Ничего экстравагантного, что опять захватило бы и раскололо общество, очевидно, уже придумать не удастся. Мы обречены на консерватизм, нас подтолкнут к нему извне и изнутри. Но куда девать дух революции, воли, раскаленное пламя восстания, которое тайным зноем копится в русском сердце, тревожит сны, зовет в абсолютные дали? Я думаю, что мы должны вложить нашу континентальную силу в новый консервативный проект. И пусть именно он станет новым изданием нашей Революции, Консервативной Революции, Национальной Революции.

Мы начнем ее со всеобщей политической амнистии: все свободны от бремени недоразумений ХХ века, и особенно последних лет; все ошибались, все хотели как лучше, все мы — русские люди, и нам вверен нерв исторического бытия. Плечом к плечу в новый век во имя великой мечты…

Путин, консерватизм и силовики

Базовой парадигмой Путина и его группы мне представляется консерватизм широкого профиля — от либерально-просвещенного до социального и далее фундаментального.

Альтернативные ей — либерализм и атлантизм, оставшиеся с предыдущих времен в виде сотрудников Администрации, экспертов, советников. Они, впрочем, не конфликтуют, но накладываются друг на друга. Сам же Путин является сторонником идеи экономической и социальной мобилизации во имя укрепления национальной суверенности России. Это можно назвать активным консерватизмом, радикальным консерватизмом и даже призывом к консервативной революции. Путин хотел бы придать консерватизму консистентность и политическую упругость. Это движение явно буксует в виду некоторой инерциальности и пассивности чиновничества, центристских партий, возможно — даже самого народа. Но эта линия дэмпфируется уже ближайшим окружением, которое притупляет его вектор, и постепенно волевой импульс активного консерватизма рассеивается. Нет интеллектуального концентрированного фокуса, нет адекватного института, нет политического инструмента. Именно по этой причине многие выступления Путина носят пассивно консервативный характер. С намеком на удовлетворенность, статус-кво. В этом основное противоречие Путина и его властвования: субъективно Путин осознает и признает необходимость активных консервативных мер для вытягивания страны из воронки или болота, но делать это в необходимом режиме не получается.

Говоря об альтернативных позициях, несогласованных с официальным курсом, наверное, не следует упоминать «чиновников-диссидентов». Это слишком сильно для России. В России в перерывах между революциями главной формой активного нонконформизма является ироничный и всеразъедающий ультраконформизм. На что чиновники ох как горазды. Сказали «консерватизм» — будет «консерватизм», причем в «консерваторы» мгновенно перелицуются вообще все, тем самым со старта его идиотизировав. Поэтому альтернативные позиции, в первую очередь, заключаются в пассивном саботаже путинских инициатив, что при отсутствии полноценной команды единомышленников, интеллектуалов и управленцев, разделяющих не за страх и за деньги, а за совесть мысли Путина, становится действительно весомым альтернативным фактором. Это самый большой и самый опасный фланг неформальной оппозиции.

Второй сектор — олигархи. Эти не видят необходимости в укреплении национальной администрации, и их вполне устраивает статус-кво. Они заинтересованы либо в притуплении консерватизма, его десемантизации, его деконструкции (Петр Авен и «Альфабанк»), либо в мягком съезде в либерализм.

Третий сектор — убежденные либералы. Таких мало, их паладин — Игорь Чубайс — который, впрочем, вгрызается в экономику и в управление, а не в идеологию. При этом Чубайс не то чтобы не согласен с официальным курсом, он его дружелюбно и в целом лояльно к власти игнорирует.