Путин. Стерх всякой меры

Премьер не это, конечно, имел в виду, но вопрос имел право на существование: похоже, премьер сам уже по-другому не может повлиять на отношения даже своих родственников с чиновничьим сообществом. Премьер, впрочем, разъяснил, что он имел в виду. Конструкция оказалась не простая, но понятная:

— Помните, как в «Беге» замечательный персонаж генерал Чернота, когда он разговаривал с этим миллионером? «Я бы грешным делом записался к красным, шлепнул бы тебя, а потом тут же выписался». Мы же никогда не были против диалога с оппозицией! Мы всегда в диалоге (очевидно, сейчас он имел в виду свою любимую оппозицию, которая ходит на все госприемы (граничащие с госприемкой) в Кремле, придет и на торжество по случаю Нового года: Геннадия Зюганова, Владимира Жириновского. — А. К.). Мы против только одного, — и я лично против! — против какого-то, любого, проявления экстремизма.

— А из тех, кто на Болотной был?.. Будете с ними встречаться?

Тут можно было бы вспомнить хоть Алексея Кудрина и смело ответить утвердительно, но премьер снова показался раздраженным:

— Послушайте, я даже не знаю, кто там был!..

Тут корреспондент агентства, конечно, «Рейтер» сразу напомнил ему:

— Про Алексея Навального вы что думаете? Вот там есть такой человек, который вроде как…

— Там много всяких лидеров, — перебил корреспондента премьер, в планы которого не входило, конечно, давать понять, что он, председатель правительства и будущий кандидат в президенты, и, более того, будущий президент России, знает, кто такой Навальный. Зачем же ему было устраивать господину Навальному Новый год уже 28 декабря?

— Они должны сформулировать все какую-то общую платформу и общую позицию, чтобы можно было понять, чего люди хотят.

— А давайте позовем их? — предложил кто-то из корреспондентов, не совладавший, очевидно, с трепетом, вызванным внезапной близостью с Владимиром Путиным.

— Ну, — великодушно ответил господин Путин, — они очень разные, вы посмотрели? Там в значительной степени представители «Яблока», в значительной степени КПРФ, в какой-то степени националистические движения, в какой-то степени либеральные. Вот общая-то платформа есть? Ее нет. С кем разговаривать? Надо, видимо, разговаривать с каждым по их претензиям, по их проблемам. Но это требует осмысления, внимательного разбора.

То есть премьер в конце концов оказался все-таки в курсе подробностей митинга на проспекте Сахарова.

— Владимир Владимирович, — услышал господин Путин, — вчера произошли кадровые перестановки в правительстве. Скажите, пожалуйста, будут ли до президентских выборов еще какие-то назначения и почему было решено вот эти назначения, отставки провести сейчас, перед Новым годом, а не ближе к марту?

— Это кто сделал? — переспросил премьер.

— Президент…

— Вот вы у него и спросите.

Владимир Путин все-таки не был намерен говорить на эти темы по существу. Журналистские вопросы не очень нравились ему, и он этого уже не скрывал.

В руках у него уже был бокал шампанского, он бы лучше выпил с журналистами и, может, даже поговорил бы о чем-то вечном. Например, о поставках газа в Турцию.

Но у большинства журналистов в руках все еще были блокноты. Тем более что один бокал уже разбился под радостные восклицания и горестные взгляды собравшихся.

— А вот какой подарок под елку для всей страны вы бы положили… или это сюрприз? — последовал очередной вопрос.

— Честные выборы президента в 2012 году.

То есть это и правда будет сюрприз.

Я спросил премьера, трудно ли ему расставаться с Белым домом или он еще от Кремля отвыкнуть не успел.

— Я еще никуда не… Вы меня выгоняете отсюда?! — И я подумал, что и этот вопрос останется неотвеченным. А зачем, если можно ответить и так?

Но неожиданно Владимир Путин ответил, причем, по-моему, искренне:

— Вообще, мне нравится эта работа. Надо сказать, она очень конкретная. Безусловно, правительство несет ответственность за социально-экономическое положение в стране, напрямую отвечает, прямо у печки, что называется, стоит. Но в этом есть определенный драйв, когда ты понимаешь, что это личная ответственность. И, конечно, в период, когда кризис только разворачивался, было тревожно, когда я говорил и говорил сознательно — все-таки очень много было факторов неопределенности, все просчитать было невозможно, — но я все-таки, если помните, сказал: обещаю, что шока 1998 года не будет. Но было столько факторов неопределенности, что со стопроцентной уверенностью сказать это было довольно сложно, проговорить вслух. Но я это сказал, и я очень рад тому, что сделал так, как сказал. Я к чему? В правительстве очень много таких вещей, которые требуют непосредственного, прямого участия и прямой ответственности. Мне такая работа нравится.

Встреча на этом закончилась, а я не понял только одного: он что, остается, если ему эта работа так нравится?

Или будет все же заниматься нелюбимой?

* * *