Путин. Война

Голод и резкое обнищание населения Донбасса также стали реалиями. Особенно остро это проявилось зимой 2014–2015 годов. Свидетельства о голодных смертях удалось собрать журналистке Екатерине Сергацковой: Сергей К., волонтер и организатор бесплатных столовых для бедных, недавно вынужденный бежать из Донецка на освобожденные территории, сообщил, что в Кировском от голода умерли 7 человек, в Снежном — 5, а в Краснопартизанске Луганской области — 68 человек. Причем, по наблюдениям местных, тела умерших перевозят по городу на санях, потому что другого средства для перемещения мертвецов там нет. Умерших от дистрофии оформляют как умерших от сердечного приступа.

Косвенно это подтверждают, кстати, сообщения бывшего «министра обороны ДНР» Игоря Гиркина (Стрелкова). Например, он пишет:

«В Донецкой и Луганской республиках много продовольствия. Но у стариков и инвалидов (да и не только у них) совершенно нет денег, чтобы его покупать. К сожалению, властям на это глубоко наплевать, иначе они бы уже давно организовали выдачу продовольствия по карточкам. Уму непостижимо, что люди умирают от голода при набитых провизией магазинах. Сегодня мне доложили, что в Донецке количество официально зарегистрированных смертей от дистрофии превысило 20 человек. В Луганской области, как передают, дела не лучше».

^{Автобус, расстрелянный сепаратистами под Волновахой. Фото: REUTERS/Nikolai Ryabchenko}

Властям так называемых ДНР и ЛНР не удалось наладить справедливую раздачу гуманитарной помощи, которой к тому же остро не хватает. Сами лидеры сепаратистов признают, что значительная часть грузов разворовывается. Например, известный командир боевиков Арсений Павлов (позывной «Моторола», гражданин РФ) заявил в феврале 2015 года, что при распределении гуманитарной помощи «уровень воровства зашкаливает». «Гуманитарные конвои приезжают, но гуманитарная помощь не доходит», — подчеркнул он.

Цены в магазинах на территории, подконтрольной сепаратистам, заметно выше, чем в украинских областях. При этом рабочих мест в Донбассе стало существенно меньше. Работают некоторые шахты, включая нелегальные, а также предприятия донецкого олигарха Рината Ахметова. Большая часть бизнеса покинула территорию ДНР и ЛНР, спасаясь от грабежей и захватов, а привлечь новые инвестиции в зону боевых действий практически невозможно.

Серьезной проблемой является также неспособность властей самопровозглашенных «республик» обеспечить необходимыми медикаментами людей, находящихся на государственном обеспечении. Это касается и диспансеров, и других медицинских учреждений. Несмотря на это, руководство ДНР и ЛНР препятствуют эвакуации нетрудоспособных людей, страдающих из-за нехватки лекарств.

Например, администрация ЛНР пресекла попытку волонтеров вывезти на территорию, подконтрольную украинским властям, пациентов Славяносербского психоневрологического интерната, который не только не обеспечивается медикаментами, но и подвергается систематическим обстрелам.

Глава 11. Сколько стоит война с Украиной

К оценке стоимости военной кампании Путина на территории Украины нужно подходить с двух сторон.

Во-первых, необходимо посчитать, сколько стоят России непосредственно боевые действия, в которых активно участвуют российские «гибридные» войска («отпускники», «добровольцы» и т. д.) Это будет прямая цена войны, и, очевидно, она будет не слишком велика в масштабах государства.

Во-вторых, важно проанализировать косвенную цену, которая связана с введенными против российских банков и компаний санкциями, с продовольственным эмбарго, ассиметрично введенным в ответ Россией, с инфляцией и девальвацией, с падением экономики. И эта величина будет гораздо больше.

Прямые расходы воюющих состоят из: расходов на их текущее содержание (питание, проживание, медицинское обслуживание и пр.), расходов на текущее содержание и ремонт техники, используемой в зоне боевых действий, а также на боеприпасы.

По нашим оценкам, количество участников боевых действий на востоке Украины на стороне сепаратистов выросло с 10–15 тысяч в начале лета 2014 года до 35–37 тысяч человек к началу весны 2015-го; при этом количество российских военных выросло с 3–5 до 8-10 тысяч человек.