Путём всея плоти

Впервые в жизни Теобальд ощутил, что сделал что-то правильно, и теперь мог ожидать приезда отца без душевного трепета. Старый джентльмен и вправду написал ему в высшей степени сердечное письмо, в котором объявлял о своём желании быть мальчику крёстным отцом — но я, пожалуй, приведу это послание полностью, уж больно хорошо оно выдает своего автора. Вот оно:

«Дорогой Теобальд,

твоё письмо доставило мне истинное и огромное удовольствие, тем более, что я уже приготовился было к худшему; шлю свои сердечные поздравления моей невестке и тебе.

Я с давних пор храню сосуд с водой из Иордана, чтобы крестить в ней моего первого внука, если бы Богу было угодно даровать мне такового. Она была подарена мне моим другом доктором Джонсом. Ты согласишься со мной, что действенность таинства не зависит от источника крещальной воды, и всё же, ceteris paribus[86], к воде Иордана испытываешь некое особое чувство, и презирать его не должно. Такого рода мелочи иногда влияют на весь жизненный путь ребёнка.

Я привезу с собой своего повара; я велел ему приготовить всё необходимое к крещальному обеду. Пригласи всех своих лучших соседей, сколько уместится за столом. Да, кстати, я велел Лесьюру НЕ БРАТЬ ОМАРОВ — поезжай сам и купи их у Солтнесса (ибо Бэттерсби располагалась всего в четырнадцати-пятнадцати милях от побережья); там они лучше, по крайней мере, на мой вкус, чем где бы то ни было по всей Англии.

Я кое-что отписал твоему малышу на случай достижения им двадцати одного года. Если у твоего брата Джона так и будут рождаться одни девочки, я, может быть, смогу сделать в будущем что-нибудь ещё, но на мне много обязательств, а я не так богат, как ты, вероятно, воображаешь.

Твой любящий отец,

Дж. Понтифик».

Спустя несколько дней автор вышеизложенного письма явился собственной персоной в извозчичьей пролётке, которая доставила его из Гилденхема, что в четырнадцати милях от Бэттерсби. На козлах рядом с возницей сидел повар Лесьюр, а на крыше и везде, где только возможно, были натыканы корзины с провизией. На следующий день ожидалось прибытие семейства Джона Понтифика, Элайзы и Марии, а также Алетеи, которая вызвалась быть крёстной матерью; ибо раз уж мистер Понтифик решил собрать вместе всё счастливое семейство, то должны явиться все, и все должны быть счастливы, а не то пусть пеняют на себя. На следующий день виновника всей этой суматохи крестили. Теобальд хотел было назвать его Джорджем в честь старого мистера Понтифика, но, как это ни странно, последний это решение отменил в пользу имени Эрнест. Звучащее точно так же слово, означающее серьёзность и честность намерений, тогда как раз входило в моду, и он полагал, что это имя, так же как и крещение в иорданской воде, возымеет непреходящее воздействие на характер ребёнка и поможет ему в критические моменты жизни.