Путы для дракона

— Всё, что угодно, но в поле я к нему лезть не собираюсь. Я не настолько дурак, чтобы совать палец в аквариум с пираньями. Да и отторгнет оно меня.

Леон с таким ошарашенным видом уставился на них обоих, что док Никита счёл нужным пояснить:

— Брис обычно легко снимает головную боль, корректируя руками полевые структуры. Но твоя защита очень сложна, и сейчас он боится сделать что‑нибудь не так. Ладно, снимай рубаху, переворачивайся на живот. Окромя бесконтактного массажа, есть и кое‑что другое. Брис, убери из‑под него подушку.

После пятнадцатиминутного массажа Леону вообще не захотелось вставать. Док Никита так промял ему спину, что он чувствовал себя благодарно дышащим тестом. Спина пела и звенела, а о головной боли Леон забыл, кажется, с того момента, как док Никита приступил к лечению. И лежал он теперь размякший и блаженно улыбался.

— Ну и?.. К занятиям не расположен? — спросил присевший напротив Брис.

— Кем ты был в прошлом, до Ловушки? Преподавателем?

— В охранном агентстве работал. Охрана частных лиц. Только не до Ловушки. До университета. Потом на меня вышел вербовщик — тоже, как твой Фёдор Ильич, имел прикрытием антикварный магазин.

— Странно.

— Ничего странного. Одна из уловок, чтобы разглядеть глубинную сущность человека, — увидеть его отражение в старинном зеркале. Странность для меня была тогда в другом. Я был сменным охранником довольно известной в кругах экстрасенсов личности. Но вербовать не его начали, да ещё как усердно. Сейчас‑то я понимаю — почему. Мой хозяин, обнаружив свои способности, начал их развивать в тупиковом направлении — просто доводить только их до совершенства. Он прекрасно знал, что его способности в обычном мире всегда принесут приличный доход. И тем самым ограничил себя как паранормальную личность. А что такое паранормальная личность, как говаривают наши академики? Это человек, который знает, что со дня рождения он растёт не только физически, а по всем направлениям, данным ему природой. Конечно, такое реально, когда рядом есть знающий обо всех этих направлениях.

— А кем был я?

Брис ухмыльнулся.

— Ты из семьи, в которой паранормальная личность — нормальное явление. Но строгости семейного воспитания подвигли тебя к побегу из родного дома. Когда тебя нашли, ты был уже суперпаранормальной личностью в совершенно диком состоянии. Плюс ко всему прочему с задатками разрушителя. Дальше на эту тему я не собираюсь с тобой разговаривать. Твоё происхождение, точнее рассказ о нём, находится под запретом.

Оглядевшись, Леон только сейчас заметил, что дока Никиты в комнате нет. Наверное, вышел поболтать с сегодняшним сторожем — Игнатием… Он со вздохом сел на постели и легонько покачал головой. Даже намёка на боль не осталось.

— Почему док Никита настаивает, что «тараканы» появились на вокзале, чтобы убить меня?

— Вообще‑то тот «тараканий» налёт был первым звоночком. Док Никита тогда заподозрил очевидное, но дел навалилось столько, что его слова как‑то прошли мимо внимания. Всю команду дважды отвлекли от тебя — это когда пришлось рассыпаться по этажам и когда пришлось поддаться на провокацию уже на твоём этаже. Затем тебя самого на редкость целенаправленно заманили в нужное помещение. И, наконец, атмосфера в кабинете почти чёрная от ярко выраженного желания убить. При обычном раскладе: нападении, схватке — чернота витает в воздухе хаотически и чаще указывает на того, кто погибнет. Тебя — на уровне ментального — мы разглядели с трудом: таким плотным коконом ты был облеплен.

— Правду сказать, тебя мало это беспокоило, — добавил вошедший док Никита. — Я бы чистился несколько дней, а с тебя как с гуся вода — отряхнулся и пошёл… Леон я тут покопался в соседней квартире и наткнулся на крепкий комод. Пока Игнатий не обнаружил, я ребятам собрал кое‑что. Держи‑ка…

Леон поймал скрученный ком и развернул рубаху из жёсткого полотна. Повёл плечами — вроде размер его. Но с сожалением сказал:

— Карман один–единственный…

— Нашёл о чём жалеть! — откликнулся Брис. — Скажи Игнатию — пришьёт сколько надо.

Леону стало смешно — и любопытно.

— Ты сказал так, что вроде есть ещё о чём пожалеть — кроме.

— Конечно, есть! Сколько времени мечтаю: к нашей бы сухой рыбке — да пивка бы! А ты — карманов ему не хватает!

— Ладно вам, — усмехнулся док Никита. — Время зря идёт. Пора заниматься… В верхних ящиках комода я ещё нашёл кое–какие бумажки. Судя по всему, семейный альбом. Взгляните‑ка.

Брис сел рядом с Леоном (два пацана — снова усмехнулся док Никита). Альбом тяжёлый, с картонными страницами, прорезанными так, что снимки можно закрепить уголками. Для некоторых фотографий места не хватило, и их то и дело приходилось ловить и возвращать на место, перекладывая между страницами. Глядя, как постепенно смягчаются лица «пацанов» в невольном умиротворении и пока ещё неясном сожалении, док Никита затаённо вздохнул: он‑то уже смотрел альбом не раз, как нашёл, и пережил жутковатый для себя переход от сожаления до безвыходного отчаяния. Это он‑то, которого в команде считают одним из самых хладнокровных.