Пузыри славы

Салахи Салахиевич попросил Акопа и Родиса установить на двух стульях принесенную им огромную коробку и стал ее медленно, неторопливо распаковывать. За одним слоем упаковки следовал другой и, так, казалось, до бесконечности. Уже выросла гора оберточной бумаги, а подарка все еще не было видно. Гости, и прежде всего новобрачная и ее родители, терялись в догадках, что же это за таинственный подарок? Минира почему-то была уверена, что это обязательно должны быть золотые дамские часики. Наконец из огромного свертка появилась малюсенькая бархатная коробочка. Все затаили дыхание. Салахи Салахиевич раскрыл ее и торжествующе продемонстрировал… желтую резиновую соску. Парализующий шок охватил гостей. Будь дарителем кто-то другой, его трюк с соской встретили бы шиканьем, но это был как-никак сам Салахи Салахиевич, и его оригинальный подарок вызвал, естественно, гул одобрения и восторга. Убедившись в том, что подарок надлежащее впечатление произвел, Салахи Салахиевич удовлетворительно хихикнул:

— Я от всего сердца дарю этот маленький подарок с большим смыслом. Не растрачивайте время зря! Растите детей! Много-много детей! Стране нужны кадры! Вы это знаете отлично без меня. Примите же подарок вашему первому кадру, который, надеюсь, не заставит себя долго ждать.

Снова раздались шумные аплодисменты.

Ибрахан угодливо улыбнулся:

— Дорогой Салахи Салахиевич! Большое спасибо за ваш, так сказать, интересный, оригинальный и перспективный подарок. — А сам с горечью подумал: «И бессовестный же ты человек, Салахи Салахиевич. Я тебе ко дню рождения преподнес телевизор, а ты мне что? Трехкопеечную соску». Однако, как того требует ритуал, обнял высокого гостя. Салахи Салахиевич не оставался безучастным, тоже обнял хозяина дома, и они долго целовали друг друга.

Посидев приличия ради еще часок, Салахи Салахиевич в сопровождении своей номенклатурной супруги покинул гостеприимный дом. Ибрахан с Ямбикой проводили именитых гостей до ворот. С уходом Салахи Салахиевича стали прощаться и другие из гостиного зала. Ибрахан удерживал гостей, упрашивал посидеть еще немного, но они считали для себя неудобным задерживаться после того, как Салахи Салахиевич подал сигнал, что пора и честь знать.

Над Яшкалой царила волшебная июльская ночь. Ибрахан был на седьмом небе, готов был обнять весь мир. Все шло как нельзя лучше. Дочку вовремя выдал замуж. С руководящими товарищами Яшкалы возобновлена дружба и личные отношения. Все, кто был приглашен, пришли. Никто не побрезговал.

Ибрахану никогда, ни при каких условиях не изменял рассудок. Он отлично сознавал, что с вышестоящими надо быть неизменно в тесном контакте, но и отрываться от масс, с теми, кто повседневно трудится рядом с тобой, тоже нельзя. Это чревато серьезными последствиями. Теперь, когда гостиная поредела, можно переключить внимание и на своих соратников, сидевших в столовой, как показалось Ибрахану, почему-то понурив головы. И надо вам заметить, что подлинная демократичность Ибрахана проявилась и в том, что на свадьбу были приглашены очень многие сотрудники комбината.

— Что крылышки опустили, орлы и орлята? — приободрил приунывших гостей Ибрахан. — Что, без хозяина и в горло не проходит?! Так, что ли! Ну-ка, пропустим разок-другой, чтобы дома не тужили…

Все выпили, один только Шагей-бабай (а он тоже явился на свадьбу) отставил рюмку.

— А ты почему не пьешь, бабай?

— Нельзя! Ураза[5], сам знаешь, товарищ начальник.

— Плюнь на уразу, выпей, не каждый день бываешь на свадьбе, — настаивал Ибрахан и не отстал от старика, пока тот не уступил.

— Налейте мне красного, чтобы на чай походило… И не из бутылки, а из чайника, — поставил условие Шагей.

Так и поступили: в белый фарфоровый чайник налили перцовки, а затем наполнили граненый стакан и подали Шагею. Старик сделал глоток и поперхнулся: он в жизни не пил ничего крепкого, если не считать крепкого чая. Ибрахан, желая развеселить гостей, потребовал, чтобы старик выпил «через не могу». Шагей как будто сдался, сам же вышел за ширму и тихо вылил содержимое стакана в вазон с кактусом.

— Ну и злая! — проговорил старик, притворившись захмелевшим. — Ну и жжет!.. Будь она неладна…

Ибрахан сунул ему в рот соленый огурец. Шагей откусил и постепенно как бы пришел в себя.

Шутка с Шагеем заметно оживила свадебный меджлис — пиршество. В этом, втором, зале Ибрахан почувствовал себя раскованнее, он мог позволить себе шутки, которые смешили подчиненных, не то, что в первом, номенклатурном зале, где ему оставалось одно — поддакивать вышестоящим товарищам, смотреть им в рот и угодливо смеяться даже их плоским остротам.

Постепенно гости из первого зала перекочевали во второй. Хоть здесь ассортимент застолья был несколько беднее, зато все вели себя непринужденней, без церемоний, веселились, танцевали, пели — словом, кто во что горазд.

Один только Ярмухамет сидел насупившись, мрачный, как осенняя туча, словно по его вине сорвалась операция по поимке важного государственного преступника.