ПВТ. Тамам Шуд (СИ)

— Ты что здесь делаешь? — Гаер надвинулся полуденным солнцем. — Какого ты здесь забыл?!

— Я готов сражаться. Как все они, — Выпь нахмурился.

Арматор побелел так, что веснушки стали похожи на брызги крови. Наклонился, процедил, глядя в лицо.

— Ты — не они, Второй. Для лобовой атаки оставь мясо. Мне нужны твои способности. Нам нужны.

— Я не трус.

— Нет, конечно, нет. — Арматор насмешливо скривил рот. — Просто дурак. Будешь геройствовать, устрою твоему другу вынос мозга.

— Я не могу стоять в стороне, когда близится сражение.

— Так не стой, дубина. Заходи сзади — так ты и сучку эту нагнешь, и копьем в жопу не получишь. За мной.

Он ловко развернул коня и Выпь, стиснув зубы, подчинился.

***

— Что они делают, — в воздух спросил Гаер.

Со стены видно было, как первые ряды Хангар вдруг расщепились, раскололись. И, когда до заплота оставалось совсем немного, локуста прыгнули.

Взмыли в воздух, зависли, будто янтарные стрекозы. И развернули крылья. Выпь видел: особь локуста испускала из себя, как лучи, две пары крыльев, на свету видны были жилы и цветные пластины между ними. Как горячий, горящий витраж. Как вопль. Только красивее.

Рыжий глухо выругался, прикрывая глаза локтем. Хлестнувший красной плетью свет, пойманный и отраженный крыльями, ударил обратной волной по глазам людей.

Выпь устоял, но лишь потому, что свет не причинил ему особого беспокойства. Зажмурился на пару мгновений, а потом открыл глаза, видя мир в измененном цвете.

Люди, попавшие под удар, подобным похвастаться не могли.

Хангары не переходили в наступление, но и крылатое зеркало свое не опускали. Будто ждали чего-то.

Над лагерем вновь растянулся крик рогача и воздух заныл и задрожал от поднявшихся шмелей. Выпь видел их раньше. Шмелями звали окаменевшие глаза древних созданий, раньше населявших Хомы. Считалось, что в их очах запечатана сама смерть — то, что убило старших существ в один мах.

Глаза эти видом своим напоминали яйцо, размерами же превосходили голову лошади, а на шкуре имели бледные полосы. Когда их вынимали из земли, шмели тяжелели и наливались жаром. И чем выше их поднимали, тем жарче становились. Шмели несли в себе гибель, чем научились пользоваться люди.

Скованные гнетом замороженных земляных цепей, они мирно ждали вечность, но теперь, направленные умелой рукой стрелков в жаростойких кафтанах, обернулись страшным оружием.

Один шмель угодил прямо в зеркало, сминая пластинки и жилы крыльев локуст. Второй перелетел первую линию и рухнул там, взметнув приглушенный расстоянием хруст.

Но не крик.

Выпь понял, что еще было странным. Хангары, Нум — молчали. Слышен был только стрекот локуст и шорох от трения пластин.

Возможно, подумал отстраненно, на этой стадии развития они немы.

Мутус. Это бы роднило их с онто-фазами Вторых…

Жаром обдало спину.

— Отставить стрельбу! — вдруг рявкнул Гаер, вскидывая руку.

Еще пара шмелей отправилась в полет, но дальше — ничего.

— На кой, — пробормотал арматор, щурясь со слезой. — Второй, что видишь?

Выпь видел. Глаза его вмещали больше, чем человечий зрак.

— Они забирают себе снаряды, как дети бусины, — сказал Выпь.

— Твою-то мать, а, сукины дети, так их растак!

Арматор хватанул кулаком по ребру стены.

На поле меж тем ликовали, и было отчего — Хангары отступали. Убирались, точно отлив, плавно и быстро, унося с собой раненых и снаряды.

Со стороны Отражения не пострадал ни один.

Но арматор молчал, стиснув зубы и это не предвещало хорошего.

Глава 20

20.

Хом Гаптики дрожал и переливался на ветру, как детская вертушка. Плескались ленты, алые словно кровь и белые точно молоко. Женщины носили на шеях бусы из птичьих когтей и пахли корой дерева. Мужчины болтали, как женщины, и пели, как птицы.

— Ну. Как мы отыщем его?

Михаил плотнее запахнул куртку. Лин, напротив, торопливо избавился от жаркого свитера, будто тот заслонял ему обзор.

— Не знаю, — честно признался Лин, с моста оглядывая густую толпу, краской льющуюся по улицам вдоль канала. — Я как-то упустил этот момент.

Плотников вздохнул. Что-то подобное он предполагал. Лин очевидно не родился гением стратегии, но отличался в импровизации. Следовало поместить его в ситуацию и уж там, в сердце ее, он показывал себя.

— Тогда предлагаю сначала взять комнату, затем пообедать и после отправиться в нижнюю часть города. К стокам, так сказать. Обычно там собираются люди, торгующие людьми.

Лин задумался. Шелковистые тени от бегущих лент завязывали ему рот и глаза.

— Я только надеюсь, мне не придется никого калечить или убивать, — сказал с искренним чувством.

— Хотел бы и я того же, — поддержал Михаил.

Им повезло взять комнату, одну на двоих, под самой крышей, зато с балконом и видом на канал. Балкон обнимал плющ с темными глянцевыми листьями и остро пахнущими, будто из воска отлитыми, цветами.

Лин рвался «к стокам», но Михаил усадил его обедать. Рыбу в трапезной на первом этаже подали вполне приличную, на подушке из какой-то съедобной пряной травы и узнаваемых помидор.

— Вечереет, — волновался Лин, посматривая в сторону обморочно заходящего глаза солнца.

Кровь его расплывалась по каналам, как по желобам.