ПВТ. Тамам Шуд (СИ)

память лагеря, влажный хруст растущих клыков; коровий череп;

сны.

Мрево простонало, как живое, отхлынуло, вынимая рога из тел людей, разжал когти. Все задышало.

Юга остановился, встряхнул кистями, роняя с пальцев белую пену, серые ошметки. Почувствовал, как опускаются на спину разобранные волосы, умеряют рост. Разобрал в воздухе особый посвист Таволги — кликал своих.

Прояснилось.

Таир, повернув бледное лицо, в упор глядела на Юга глазом брата. Глядел через него Пегий.

— Убери, — простонала девушка, — сама не могу вынуть. Плоть от плоти моей.

Неслышно ступая, подошел Таволга, глянул быстро. Смекнул тут же.

— Добро, что пакость эту отбил. Плохо, что пришлых наползло, как цветами яблоню осыпало. Как их выманить, как узнать?

Спрашивал с него, будто со старшего. Так же глядели и РамРай, и Таир, и те, кто следом подходил.

Юга потянул себя за волосы, размышляя. Как отличить? Он чужака в лже-шкуре Выпь по запаху разобрал, по повадкам. Знал его хорошо. А тут всех обнюхивать не станешь.

— У лагерных дозорных спросить, кто тогда со Вторым вышел. Тех взять и трясти.

— Добро, — кивнул Таволга, развернулся к своим.

— Глаза ей завяжи, — попросил Юга РамРая.

Парень кивнул. Девушка покорно подставила голову. Если свой глаз она могла прикрыть, то братов не слушался — глядел сам по себе, жадно, зорко. РамРай увязал ей глаза ее же волосами, погладил по спине.

Но Пегий голос больше не подавал. Убрался ли вовсе или молчком сидел — один Лут знал. РамРай увел Таир; Юга же нагнал Таволгу.

Пластун как раз спрашивал с дозорных — те отвечали бойко, хоть и были бледны от пережитого. Лагерь после схлынувшего мрева выглядел так, словно по нему бороной прошлись. Все вывернуто, перемешано.

Неужели мое, подумал Юга в смятении.

Неужели это — я?

Люди Таволги разошлись по искуроченному лагерю, высматривая Хангар в личинах. Если те, по правде сказать, еще на них держались. Если нет — без крови не уйти.

Перевести дыхание Юга не успел. Мимо, всхрапывая, роняя хлопья пены, тяжелым галопом проскакала лошадь без седока. В той стороне, откуда явилась, факелом взметнулся крик, взлетела, точно подброшенная, вещная мешанина.

Юга застыл. Огляделся. Рядом никого не было, и отступи он, кто бы слово сказал? Но вновь закричали, и Юга как хлыстом вытянули.

Сорвался с места.

Сразу за хаотичным нагромождением палаток увидел, как льнет к земле некая прозрачная сегментарная тварь, как пятится, отвлекая ее, Выпь, и как быстро опутывают существо веревками люди Дивия.

Юга замер, примеряясь глазами, но тварь его заметила. Сжалась вдруг, как пружина, прянула к нему. Сетка веревочная вспыхнула, объяла пламенем бока. Юга пикнуть не успел, только руки выставил — и будто бревно горящее смело.

Наверное, его вырубило, потому что следующим воспоминанием стал голос Выпь — неожиданно сиплый. Он настойчиво звал его по имени, и Юга с трудом разлепил глаза.

— Привет, — сказал. — Как дела?

Выпь помолчал, глядя сверху.

Глаза его были совсем птичьими — круглыми, желтыми и безумными.

— Как у меня дела?! — уточнил свистящим шепотом.

Резко, сердито наклонился — Юга зажмурился — и царапнул лицо сухими губами.

— Цел? — спросил хрипло.

Юга кивнул, все еще ошарашенный.

— Остальные?

— В порядке. Это Пегий, Выпь. Его замут.

Выпь наклонил голову. Скулы его заострились. Погладил по плечу, помог подняться. Отпустил, перекинул в руку дикту. Кольца ее были влажными, точно в крови.

***

Рин не устрашился, только брови дрогнули. Псы молчали, вытянув шеи, торчком поставив уши. Идущая от лагеря Хангар туча замерла, будто повод натянули. Собой она была словно снятая с ножки грибная голова, червивая, комковатая. Висела низко, а под ней, как под наседкой, укрылись Хангары на локуста

Второй пел. В песне его — слышал Рин — слов будто вовсе не было.

Но чудное дело, Рину мнилось, что слыхал он эту песнь раньше. Может быть, в снах приходило? Матерь певала? По воде шло, в огне отзывалось? Голос ширился, креп, пока не встал над ними, точно купол — живой и прозрачный.

Чужая тварь протянулась к ним, коснулась белесыми ниточками незримого щита и остановилась. Пес Рина рычал, дыбил холку. Хангары не шевелились. Пригляделся Рин, уразумел: к каждому от той головы спускалась тоненькая блестящая нить, ныряла в темечко. От песни Второго нить как будто ярче сверкала.

Или они сами ее на себе вырастили?

Не ее ведут, понял тут же. А голова ими правит, как опытный кукловод. Голове виднее. Голова сильнее.

Вот что им уготовано было — точно так же встать, в один ряд с прочими носильщиками.

Рин выкрикнул команду. Повторять дважды не было нужды — бойцы все были славные. Псов спустили на землю. Изготовились биться.

Второй замолчал и вышел вперед, встал рядом с Рином. Голова обмерла, будто зачарованная.

— Или обаял ты ее? Или запер?

— На замок закрыл, — сипло ответил Выпь, потирая горло и сглатывая, будто застыл. Поморщился. — Это ее удержит. Пока мы можем опорки ее подрубить. Не дать к лагерю пройти, сверху сесть. Готовы?

Рин кивнул.

Махнул рукой.