А еще были те, кто умел их ловить, удерживать, а после — под свои нужды пользовать. Дятел слышал разговоры в Башне: получалось вроде между чадами без лишних приспособ энергию пускать — на вполне достойное расстояние.
Волоха учуял, разгадал каким-то образом момент появления рогатин, хотя вот сам — стоял, расставив ноги, держал равновесие, с отсутствующим, пустым взглядом.
Цыган подбросил нож, поймал. Игра с железом его развлекала, помогала мыслям успокоиться. А мысли те были — темные лошади.
Нил подловил внезапно, как дурная болезнь.
— Тебе жить надоело, Крокодилище?! — рявкнул цыган, когда Нил сгреб его за рукав и утянул за палатку.
Нил же, не дрогнув лицом, поднял ладони, призывая к сдержанности. Вот этого дерьма за Дятлом от роду не водилось. Но прежде чем успел отрихтовать Нилу погрешность, Крокодил заговорил:
— Выслушай меня, лобо. Это твоего капитана касается.
Дятел прищурил темные глаза. К пронырливому ловкачу он испытывал не самые добрые чувства. Справедливости ради, добрые чувства у Дятла вызывал только зеленоглазый и ребятки Еремии.
— Ну?
— Он в сердце пойдет. Флаг-адмиралом, верно же, морено?
— А тебе что с того? На его место жопу мостишь?
— Не дай Лут, — искренне отшатнулся Нил, — впрочем, это я и пытаюсь донести до тебя…
— Да не юли, говори толком!
— Лут делает его своим проводником, — выдохнул Нил и поскучнел лицом.
Дятел подобрался. Знал он эту байку, про Лутовых кукол-гонцов. Особо любезных себе прибирал. А Волоха всегда в любимчиках ходил.
— С чего взял, а?!
Нил вместо ответа вдруг подался к цыгану, почти на грудь лег, моргнул — глаза из серых обернулись черными, будто глазницы всклень залили чернилами. Чернилами со вспышками огней далеких Хомов.
— Знаю, амиго, — сказал, отстранившись. — Ло сьенто.
Глаза его были уже прежней изменчивой, сапфировой дымчатости. Продолжал легким голосом, одергивая манжеты, будто не случилось ничего из ряда:
— Когда твой гато завяжет на себе корабеллы, в оба гляди, чтобы не сорвался. Лут его затянет, заест, ахнуть не успеешь. А ты, гитано, ему самый близкий. Ты и вывести сможешь. Понял?
Ткнул металлическим когтем в грудь, и Дятел стерпел — в задумчивости был. Волоха, пожалуй, мог и увлечься — Лут его всяко манил, а после балерины своей он никак не мог закрепиться, Дмитрий эти качели хорош видел… Мотало парня. Другое дело, что сам цыган русого бы ни в жисть никому не отдал. Даже такому распрекрасному и грозному тварине.
Нет, никому — лучше сам прирежет.
— Понял, — ответил медленно.
Дятел умел включать дурака и отыгрывать дикое мясо, цепного пса при зеленоглазом воеводе — но дураком за всю свою взрослую жизнь ни разу не был.
Теперь вот и молчал, теперь и глядел, как Нил наказал — в оба.
А глядеть было на что.