Пыха

— С двух сторон бегут к машине. Не видно дальше, возня какая-то. Дрон возвращается… Все… Подобрали… «Фиат» выкатился на проселочную дорогу.

— Номер видишь?

— 709. Москва.

— Сколько человек в салоне? — быстро спросил Олег. — Сиди не дергайся, за нами тоже могут наблюдать.

— Трое.

— А приехал один. Те двое из дома назад не вернулись?

— Нет.

— И дрон забрали?

— Скорее всего, но утверждать не могу.

— Ну, все. Похоже, Марку конец… уставившись на поплавок растерянно проговорил Олег. — Если бы те двое просто дрон забрали или с парнем вернулись для беседы в дом, это еще полбеды.

— А если поехали вместе?

— Отвезут куда-нибудь в лес или на свалку и закопают.

— Да ладно… — усомнился фотограф.

— Если пару дней Марк не будет стирать файлы в своем жучке, то я окажусь прав… Так, мы с тобой еще повозимся с этой рыбалкой, чтобы там наш отъезд не связали с уехавшим «Фиатом». Бери второе удилище и покидай с другой стороны. Только кепочку не снимай, чтобы лицо в тени было. Тут перед плотиной река широкая, метров пятьсот будет, но береженого бог бережет.

Через полчаса, они как можно достовернее, разыграли сценку ссоры двух неудачливых рыбаков. Пошумели для порядка и, махнув на все рукой, смотали удочки.

Обратную дорогу почти не разговаривали. Было тошно на душе от какого-то неявного соучастия в странном случае, который не по их вине мог оказаться трагическим.

Олег высадил Пыху у станции метро на его ветке и, не прощаясь, уехал. Королев и раньше замечал за ним эту особенность. У Корня могло внезапно и резко измениться настроение, и только что шутивший и веселый парень вдруг уходил в себя настолько, что ничего не замечал вокруг. Ну, или не хотел замечать.

Дома было как-то неуютно и одиноко, что подтолкнуло Королева побродить по интернету. Прошедшие недавно поминальные мероприятия расстрела царской семьи выплеснули в сеть десятки фотографий на эту тему. Среди них фотограф отметил и увиденные впервые карды, освещавшие поездку венценосной четы России в Кострому. Помня слова Олега о том, что этот город считался колыбелью династии Романовых, Пыха углубился в их изучение. Он не обладал аналитическим мышлением, но фотографии помогали ориентироваться в информации.

Оказалось, что три события 1913 года укладывались в одну цепочку. Депозитный договор доверенного лица русского императора с Первым Национальным Банком США в январе, торжества в Москве по поводу 300-летия Дома Романовых в апреле и посещение Николаем II Костромы в мае. Что-то их связывало…

Пыха перелистывал статьи и заметки на разных сайтах, посвященных этой теме, и удивлялся, что везде один и тот же десяток фотографий сопровождался короткими убогими подписями. Император спускается с парохода, император принимает приветствие губернатора, император принимает парад, император посещает больницу… Неужели люди, интересующиеся историей, не могут найти и написать что-то самостоятельно, а умеют только копировать. Ну, разве что, вставить в другие рамочки…

Витек плеснул кипятка в большую чашку, с которой любил выходить на балкон и пить маленькими глотками обжигающий растворимый кофе. Он уже привык смотреть на одинаковые коробки многоквартирных домов вместо маленькой 123-й школы напротив. Его жизнь тоже разделилась на три этапа — когда он видел свою школу напротив, когда ругался и мирился с Натальей, и когда, в одиночестве, пил кофе на балконе. Ему подумалось, что стареет, если начал задавать себе вопрос — а зачем все это… Королев даже закрыл глаза и сделал три вращательных движения головой направо и налево, чтобы стряхнуть странные мысли.

Привычное мелькание картинок, заметок и рекламы в интернете всегда его успокаивало. Как родная стихия для ныряльщиков, эта мозаика, словно вода, притягивала Королева, а потом поглощала, вбирая в себя целиком. Там можно было погружаться в неизведанные глубины, не задумываясь парить над красивыми пейзажами или резко выныривать, оборвав все связи.

Неожиданно Пыха наткнулся на электронную копию личного архива Николая II. Удивила одна особенность — император сокращал слова, когда делал записи в своем дневнике. Захотелось понять, зачем, почти ежедневно, монарх отмечал какие-то несущественные моменты своей жизни — как он поспал, как попил чаю, как погулял или как скучал с кем-то в разговоре… Это была привычка от безделья или подробный отчет для потомков? Неужели венценосец с детства был воспитан именно таким и считал, что всем будет интересно знать его впечатления, а не тайные государственные дела.