– Худ злоупотребил нашим благорасположением при первом сковывании, – сказала мечница, сверкнув заиндевевшими клыками. – Ему достало ума не обращаться к нам при нынешнем. – Она ткнула пальцем в железной перчатке в сторону Дестрианта. – Вместо этого он злоупотребил тобой, дитя имассов. А в другом обрел смертельного врага. Вот только печалиться о нем мы не станем.
– И жалеть его, – кивнул копейщик.
– И сочувствовать, – добавил один из пращников.
– Пусть остается один, – проскрежетала мечница. – Одинокий яггут.
Саг’Чурок обернулся, вгляделся в металлический отблеск на горизонте. Уже близко.
– Ты нашла себе странную компанию, женщина, – продолжала мечница. – Эти че’малли тебя ничему полезному не научат. Они обречены раз за разом повторять одни и те же ошибки, пока не уничтожат самих себя и всех остальных вокруг. Им нечего тебе подарить.
– Похоже на то, – ответила ей Калит Эланская, – что мы, люди, уже и так усвоили все, чему они способны научить, – пусть даже и не осознавая того.
Раздался леденящий душу звук – раскатистый хохот четырнадцати мертвых яггутов.
Снова заговорил копейщик:
– Бегите. Вашим преследователям выпала честь повстречаться с последними солдатами единственной за все времена яггутской армии.
– Последними из павших, – проворчал кто-то из яггутов.
– Если вдруг повстречаете Худа, – сказала мечница, – напомните ему, что его солдаты никогда не отступали. Даже когда он нас предал. Мы не умеем отступать.
Снова хохот.
Бледная, трепещущая Дестриант вернулась к Гунт Мах.
– Нужно двигаться. Погоню они возьмут на себя.
Саг’Чурок заколебался.
На охотника К’елль уставилось четырнадцать пар холодных безжизненных глаз, потом мечница усмехнулась и заговорила:
– Нас вполне достаточно. Против Омтоз Феллака кеп’ра – ничто. Но ты можешь остаться. Мы приветствуем зрителей, такой уж мы самодовольный народ. – Жуткая ухмылка сделалась шире. – Почти как вы, че’малли.
– По-моему, – заметил копейщик, – этот выглядит… пристыженным.
Его соратница пожала плечами.
– Вместе с закатом расы приходит и стыд, все равно что у старушки, которая вдруг вспомнила, что так и осталась в девицах. Только, что называется, поздновато спохватилась. Я как-то не впечатлена. – Мечница попыталась сплюнуть и, когда у нее ничего не вышло, тихонько выругалась.
– Саг’Чурок, – сказала Дестриант со спины Гунт Мах, – не нужно здесь умирать. Ты меня понял? Мне ты еще понадобишься. Если не можешь иначе, то останься и смотри. Когда увидишь все что нужно, догоняй нас.
Охотник К’елль смотрел вслед возлюбленной, уносящей прочь человеческую женщину.
Послышалось звяканье и шуршание потертых доспехов – яггутские воины стали готовиться к бою, расходясь веером вдоль гребня холма. Вокруг них потрескивал морозный воздух.
Саг’Чурок обратился к ним.
– Мы эти ваши дурные привычки уже множество раз наблюдали, – отозвалась яггутка-мечник. – Ничего неожиданного мы не увидим. – Она обратилась к сотоварищам: – Разве Сакув Арес не достойный командир?
– Еще какой! – отозвался нестройный хор грубых голосов.
– Помните, что он нам сказал, прежде чем сюда отправить?
– «Представьте себе, что это т’лан имассы», – ответили ей тринадцать яггутов.
Последние выжившие из единственной яггутской армии, которые на деле вовсе и не выжили, вновь расхохотались. Раскатами этого хохота они встретили касту, и он ни на миг не затих за все время последовавшей за этим ошеломительной и кровавой схватки.
Наблюдавший за ней с расстояния в сотню шагов Саг’Чурок чувствовал, как покрывающее его шкуру масло затвердевает под порывами Омтоз Феллака, когда древняя Обитель Льда сперва задрожала под ударами кеп’ра, а потом контратаковала – разрывая плоть и расшвыривая повсюду замерзшие клочья.
В гуще битвы железо вступило в спор с другим железом – на древнейшем из языков.
Саг’Чурок смотрел. И слушал. А увидев и услышав достаточно, поступил, как велела ему Дестриант. Оставил поле битвы. Поскольку знал уже, чем она закончится. И познал также еще более глубокий, еще более болезненный укол стыда.