Пыль грез. Том 2

Гу’Рулл, накренившись, пронесся мимо отвесного склона Ампеласа Сорванного. Внутри оставался лишь один убийца Ши’гал; второго Гу’Рулл успел смертельно ранить, прежде чем его выбили из Гнезда, а затем и из самого города. Густая кровь проступала из глубоких порезов на груди, но эти раны жизни Гу’Рулла не угрожали. Более того, они уже вовсю зажи- вали.

Организованные Фурии стремительно пересекали равнину. Тысячи охотников К’елль растянулись перед ними широким полумесяцем. Армия двигалась на юг, где на горизонте, постепенно растворяясь в наступающей темноте, клубились грозовые тучи. Солнце наконец опустилось за холмы на западе, и все исчезло. Сегодня на’руки устроили себе пир, однако добыча оказалась более смертоносной, чем они ожидали.

Слова Смертного Меча, как и он сам, впечатлили Гу’Рулла – насколько это под силу бесчешуйным людям. С другой стороны, ни тот, кого звали Геслером, ни тот, кого звали Ураганом, не были в полной мере людьми. Когда-то да, теперь нет. Их аура ослепляла убийцу Ши’гал. Они прошли через горнило древнего пламени: Тирланн, Телланн, а возможно, даже дыхание и кровь элейнтов.

К’чейн че’малли не опускались до религиозного поклонения, однако на элейнтов это не распространялось. «Дети элейнтов». Нет, мы лишь зовем себя так. В этом мы не отличаемся от других смертных. То же стремление достучаться до богов, те же заповеди и правила поведения. «Дети элейнтов». Мы называем свои города именами Перворожденных драконов, когда-то бороздивших небеса этого мира.

Как будто для них это что-то значит.

Как будто они вообще замечают.

Смертный Меч говорил о том, что отказывается смириться с судьбой. У него была храбрость и несгибаемая воля к победе. Заблуждения, которые заслуживают уважения. Я отвечу на его призыв. Я поделюсь с ним своими глазами, пока буду оставаться в небе. Я не стану предупреждать его, что это ненадолго. Когда начнется битва, на’руки быстро со мной покончат.

И все равно. В память о Гунт’ан Асиль я буду подчиняться.

Вокруг рыжебородого – Кованого Щита – вились сомнения. У него было поистине широкое сердце, полное сострадания, хотя по звериной внешности и кошачьему окрасу сразу не скажешь. Увы, создания такого рода уязвимы. Их сердца легко истекают кровью, а шрамы никогда не заживают полностью. Вбирать в себя боль и страдания к’чейн че’маллей – безумие, на которое не решилась бы даже Матрона. Сознание взвоет. Сознание не переживет.

Кроме того, Кованый Щит – всего лишь смертный, к тому же человек. Он примет все, что сможет, а затем падет. Тесаки подарят ему последнюю милость…

«Довольно!.. Мне нет никакого дела до твоих упаднических рассуждений, убийца. Я Геслер, твой Смертный Меч. Как только наступит утро и начнется сражение, ты станешь моими глазами. Ты никуда не сбежишь, как бы опасно ни было в небе. Если к концу всего ты не будешь выглядеть как голубь, пролетевший через мясорубку, – знай, что ты подвел и меня, и своих сородичей. Так что даже не вздумай…»

Я услышал тебя, Смертный Меч. Я поделюсь с тобой своими глазами. И своим сочувствием.

«Хорошо, что мы друг друга поняли. Итак, к чему надо готовиться, когда мы увидим на’руков?»

И Гу’Рулл стал рассказывать. Человек снова и снова перебивал его точными, проницательными вопросами. А когда шок, вызванный неожиданной силой (и той легкостью, с которой тот, кого звали Геслер, проник в разум Ши’гала) прошел, постепенно сменяясь негодованием, убийца Ши’гал невольно еще больше зауважал Смертного Меча, не веря себе и презирая себя за это. Убийца не смел поддаваться иллюзорной надежде, но верил, что перед ним воин в полном смысле этого слова.