Пыль грез. Том 2

Люди никогда не узнают той вины
От которой не отказаться, не уйти.
Ослепим богов, скуем их чешую
Прочными цепями, а потом
Обрушим, словно ненавистную правду.
Мы рассматриваем кости чужаков
Размышляя о том мире, где они
Плясали, ничего о нас не зная
В блаженной глубине веков, с тех пор
Мы успели измениться, но одна лишь мысль
О нас, тогдашних мужчинах и женщинах
Тревожит вихрящиеся призраки
Наших жертв, а куда это годится
Ведь мы ценим возможность спокойно
И бесстрастно вопрошать – что за оружие
Жестокого времени, злой природы
Погубило в стародавние времена
Чужаков, в то время как мы
Взирали, не умея, да и не желая помочь?
Ведь мы уклонились от копий судьбы
А они не смогли, неловкие, несообразительные
Во всем нам уступавшие – остались лишь кости
В горных пещерах, в речной глине
В затянутых паутиной пещерах поверх
Белых пляжей, в лесных логовах из камней
И повсюду, повсеместно, в каждом промежутке
Костей столько, что мы говорим: убийца
Не мог быть один, у природы множество
Враждебных орудий – но когда мы при этом
Отводим бегающие глазки, обладатель острого
Слуха расслышит, пусть и невнятно
За всеми смертями маячит единая тень –
Наша, виновато молчащих обладателей
Того одинокого незаслуженного дара
Не оставившего нам ничего кроме костей
Чужаков, которые мы и перекатываем с места
На место в бесплодных спорах.
Бессловесные в своем покое, они все же
Неприятны нам, поскольку говорят так
Громко, как могут лишь кости, но мы
Не слушаем. И однако когда я вижу кости
Чужаков, то делаюсь безутешен.

«Нежеланная жалоба» Гедесп, Первая империя

Он узрел иное прошлое. Состоявшееся, когда выбора сделано не было. Он видел то, что ему знакомо, но заключенное в чужом и неизвестном мире. Там они с сородичами сбивались в кучки около костров, а вокруг завывал ветер и во мраке двигались новые существа. Их же преследовала неудача за неудачей. Вместе со своими псами явились соперники, змейкой проскользнули в поросшие мхом соборы хвойных лесов, двинулись вдоль неглубоких речек, а им самим осталось лишь подбирать останки убитой не один день назад дичи и хмуро разглядывать обломки каменных орудий – незнакомых, никогда прежде не виданных. Он понял, что это – вот это все – было тем медленным угасанием, которого удалось избежать в его собственном прошлом.

Посредством Ритуала Телланн. Запечатлевшего живые души внутри мертвой плоти и кости, заключившего искорки разума в иссохшие глазницы.

Здесь, в ином прошлом, в ином месте, ритуала не случилось. А лед, что в его мире служил игрушкой яггутам, здесь двигался куда пожелает, ни на кого не оглядываясь. Мир словно бы уменьшался в размере. Конечно же, подобное случалось и раньше. Приносило с собой мучения, кто-то от них погибал, остальные превозмогали и продолжали жить дальше. Только в этот раз все было по-другому.

В этот раз пришли чужаки.

Он не знал, зачем ему все это показано. Просто до абсурда подробная ложная история, призванная причинить ему боль? Но нет, слишком уж все глубоко проработано, слишком много всего потребовалось, чтобы выстроить концепцию. В конце концов, у него ведь имелись и настоящие раны, которые несложно разбередить. Да, видение, конечно же, было издевательским, но столь масштабным, что личные неудачи на его фоне меркли. Ему показали неотъемлемую слабость его народа, он чувствовал то же самое, что чувствовали последние из выживших в этом ином, горьком мире, мутное понимание – все подходит к концу. Семьям – конец, друзьям – конец, детям – конец. Дальше ничего не будет.