Пыль и пепел, или Рассказ из мира Между

Когда я вернулся в гостиную, она стояла над столиком с шахматной доской, глядя на фигуры и размышляя со смешно сведенными бровями, а потом протянула руку к белому коню.

Бокал издал высокий, певучий треск и разлетелся в ее руке блестящими обломками. Остатки вина хлюпнули на ковер. Патриция тихонько вскрикнула и отскочила назад. Глянула на стеклянную ножку, которую держала в ладони, пососала палец.

Я отставил чашки на столик, подскочил к ней.

— Порезалась?

— Даже не знаю, что произошло… Залила тебе ковер.

— И черт с ним. Я выливал на него всякое спиртное в мире. И его можно было бы перегнать в коньяк. Уже и не помню, какого он был цвета. Покажи-ка, сейчас принесу пластырь. Не шевелись, а не то покалечишься. Я сейчас соберу стекло.

Я собирал осколки у ее ног, мелкие и острые будто иглы. Никогда я не видел, чтобы стеклянный бокал так повел себя.

— Это всего лишь царапина, да на мне все заживает, как на собаке, — сказала Патриция. — Не надо заклеивать.

Широким шагом она сошла с ковра и открыла свою сумочку, нашла маленький флакончик и и капнула на ладонь жидкостью пурпурного цвета. Резко запахло травами и будто бы медью.

— Сейчас принесу перекись, — предложил я.

— Это гораздо лучше. Погляди, порез совсем исчез.

И правда, разрез на коже перестал кровоточить и полностью закрылась. Осталась едва видимая, тоненькая полоска.

— Что это такое?

— Ведьмовской эликсир, — Патриция усмехнулась. — Этот твой приятель… Похоже, я ему не нравлюсь. Чем он занимался? Был каким-то священником?

Я поглядел на нее.

— Михал? Он был монахом.

— Монахом? Еще лучше. Я так и знала.

— Откуда?

— Ведьмы не любят монахов, монахи не любят ведьм. Это инстинкт.

— Он умер, — сказал я. — Ушел. Здесь его нет. Если бы было по-другому, я бы знал.

— Даже прямо так его тебе не хватает?

— Дело не в этом. Я бы знал, если бы здесь был какой-нибудь умерший. Такие вещи я чувствую.

Ненадолго повисла тишина.

— С самого детства я вижу покойных. С тех пор, как себя помню, вижу сны про духов. Как чертова антенна воспринимаю различные события, связанные с чьей-нибудь смертью. Недавно ко мне приходил какой-то израильский солдат, влюбившийся в палестинскую девушку. Брат этой девушки был, как сейчас элегантно говорится «боевиком», террористом. Он мечтал об убийстве евреев, буквально дышал ненавистью. Только все, в основном, заканчивалось бросании камнями и коктейлями Молотова по танкам. Солдат узнал, что этого брата вычислили, когда тот встречался с дружками, еще более опасными, чем он сам, типами. Настоящими террористами. Они провели какое-то кровавое покушение на Территории Газы и теперь обдумывали следующее. Он знал, что их сцапают, но боялся за свою девушку, потому предупредил ее. Та полетела к братцу, а его дружки устроили на солдат ловушку, так что погибла куча народу. Утечку выявили, парня отдали под суд и расстреляли. Быстро, без особой огласки, у дверей в гараж на территории казарм в Хайфе. В течение всего прошлого месяца я переживал все это каждую ночь. Я был ним. Мен вели, ставили перед этой дверью, потом прилетал залп, словно бы тигр разрывал мое тело на клочья. Просыпался я, когда умирал. И таких историй было много.

Я налил себе сливовицы.

— А ты когда-нибудь пробовал их проверить?

— Те, которые разыгрывались неподалеку, пробовал.

— И какое-то из них оказывалось правдивым?

— Каждое. Я словно приемник, и покойники это чувствуют. Они пытаются передать мне различные вещи. Иногда, как в случае того еврея, это только лишь крик отчаяния. Иногда, какие-то важные для них вещи. Растасканные и брошенные ими дела. Вижу я и другие вещи. Первого демона видел, когда мне было три года.

Я выпил и рассказал ей о мире Между. Возможно, я был слишком одиноким. А может, уже старею. Возможно, и то, что свою роль сыграло спиртное. А может — все дело было в ее запахе. Во взгляде ее глаз цвета фиалок. В светлой коже на сплетенных и вытянутых в мою сторону ногах. В губах цвета корицы.

Всю свою жизнь я никому не говорил. А в течение месяца рассказал об этом дважды. Моему приятелю и чужой, странной девушке, которая считала себя ведьмой. И один из них уже не был среди живых.

— Ну, и как оно: очутиться один на один с психом, пани волшебница?