Пыль Снов

Шеб положил руку на один из кинжалов. - Не люблю выскочек, а ты таков. Думаешь, большие слова делают тебя умнее, лучше. Тебе нравится, что Раутос тебя уважает. Думаешь, он видит в тебе равного. А он просто смеется, Таксилиан. Ты для него домашняя собачонка.

- Вот так мыслят летерийцы, - вздохнул Раутос. - Это и держит их на месте. Вверх, вниз - даже люди, говорящие, будто презирают систему, делают все, чтобы сохранить свое положение.

Таксилиан вздохнул в ответ: - Я это понимаю, Раутос. Стабильность помогает тебе помнить, кто ты есть. Говорит, что у тебя есть законное место в обществе, пусть и плохое.

- Послушайте их, двух говноедов.

Подошли остальные. Таксилиан показал на впадину: - Мы думаем, что нашли вход. Но придется копать.

Последний вышел вперед, в руках его была лопата. - Начну.

Призрак повис над ними, ожидая. На западе солнце уходило за тусклую полосу горизонта. Когда Последнему потребовался отдых, его место занял Таксилиан, затем Наппет, затем Шеб. Раутос тоже попробовал копать, но к тому времени яма была глубокой, он с трудом спустился, а бросать лопатой землю за край и вовсе не сумел. Шеб не стал терпеть его беспомощную возню, прорычав, чтобы он вылезал и оставил работу низкорожденным, знающим это дело. Последний и Таксилиан помогли Раутосу вылезти из ямы.

В сумраке было видно, что они раскопали основание - большие, сложенные без раствора блоки.

Недавний разговор растревожил духа, хотя он не понимал, чем именно. Он ведь давно забыл о подобных глупостях. Игры общественного положения, столь горькие и саморазрушительные - какая потеря времени и энергии, проклятие людей, способных глядеть вовне, но не внутрь. Не это ли мера разума? Неужели несчастные жертвы всего лишь глупы, неспособны к интроспекции, к честному суждению о себе? Или это качество низкого интеллекта, заставляющее носителя инстинктивно избегать слишком многого и слишком беспокоящего знания о себе самом?

Да, именно мысль о самообмане делает его странно беспокойным, открытым, ранимым. Он же может видеть самую суть. Когда истинная личность - чудовище, кто не захочет спрятаться от нее? Кто не убежит, едва завидев ее поблизости? Кто захочет учуять ее, ощутить дыхание? Да, даже дикий зверь понимает, что не нужно познавать себя слишком хорошо.

- Я дошел до пола, - провозгласил выпрямивший спину Шеб. Когда все сгрудились на обрывистом крае, он рявкнул: - Держитесь подальше, дурачье! Хотите меня похоронить?

- Это искушение, - сказал Наппет. - Но тогда нам придется откапывать твой мерзкий труп.

Лопата заскребла по камням. Вскоре Шеб сказал: - Вижу перед собой арку входа. Низкая, но широкая. Ступеней нет, просто пандус.

“Да”, - подумал дух, - “так и должно быть”.

Шебу не хотелось передавать лопату другим - не сейчас, когда он уже видит вход. Он копал быстро, постанывая с каждым броском тяжелого сырого песка. - Я чую воду, - пропыхтел он. - Неужели тоннель залит… но мы хотя бы не умрем от жажды.

- Я туда не пойду, - заявила Вздох, - если в тоннеле вода. Не пойду. Вы все утонете.

Сход вел вниз на протяжении шести или семи шагов, так что Шеб утомился. Наппет заменил его и вскоре, едва темнота сгустилась за спинами, лопата проникла в пустоту. Они пробились…

Тоннель сочился влагой, воздух отдавал сладковатой плесенью и чем-то еще более неприятным. Под ногами было скользко - слой воды глубиной не более чем в палец. Царила абсолютная тьма.

Все зажгли фонари. Видя это, призрак снова испугался. Как и в предыдущих случаях, вроде внезапного появления лопаты, он что-то важное упустил - ведь вещи не могут просто возникать из ничего, когда они нужны. Реальность так не работает. Нет, это он, должно быть, слеп к некоторым вещам, проклят избирательностью зрения, видит лишь то, что нужно сейчас, что важно в данный момент. Он вдруг сообразил: группу может сопровождать целый фургон припасов. У них могут быть слуги. Охранники. Армия. Подлинный мир, понял он с содроганием, вовсе не таков, каким он его видит от мгновения к мгновению. Подлинный мир непознаваем. Он подумал, что сейчас завоет. Он подумал, что готов дать голос ужасу перед отвратительными откровениями. Ведь… если мир действительно непознаваем, им управляют неведомые силы, и как он может защититься от них?

Он замер, не способный двигаться. Потом группа спустилась в тоннель и его поразило новое открытие - цепи потянули его в яму, потащили - вопящего - в проход.

Он не свободен.

Он привязан к жизням странных людей, и ни один не знает даже, что он существует. Он их раб, столь бесполезный, что ему не дали голоса, тела, идентичности за пределами нынешней насмешки над “я” - и долго ли протянет такая сущность, если ее никто не видит? Если даже каменные стены и слизистая вода не знают о его прибытии?

Не таковы ли мучения всех духов?

Эта возможность показалась столь ужасной, столь отвратительной, что он задрожал. За что смертная душа может заслужить вечную кару? Какое великое преступление сделало наказанием саму жизнь? Или это лишь его особенная участь? Какой бог или богиня были так жестоки, настолько лишены милосердия?