Пылай, огонь

— Что Хогбен? — очень тихо спросила Флора. — Я догадываюсь, что между вами что-то произошло. Тебе не кажется, что мне будет легче, если я буду знать об этом?

— Не забивай себе голову мыслями о Хогбене. У него есть какие-то карты в рукаве, или ему кажется, что они у него есть. И, думаю, я догадываюсь о его намерениях. Вот и все.

Он не сказал больше ничего. Экипаж повернул вниз к Хаймаркету, где он пересекался с Пикадилли, налево по Кокпур-стрит и дальше вниз к Уайтхоллу.

— Флора, могу ли я отдать приказание твоему кучеру? Роберт! Будьте любезны, остановитесь у дома номер четыре по Уайтхолл-плейс. Во двор не въезжайте, держитесь у фонарного столба рядом.

— Очень хорошо, сэр.

Когда экипаж остановился у красного кирпичного дома, он, вылезая из него, обратился к Флоре:

— Я ненадолго. А потом, я надеюсь, мы вместе посмеемся.

Но пробыл он гораздо дольше, чем ожидалось. Флора, засунув руки в муфту, считала минуты, которые тянулись как часы. Перед ней была прямая неподвижная спина кучера. Вокруг грохотали колеса проезжавших экипажей, раздавались голоса тех, кто сидел в них, и весь этот шум заставлял женщину разрываться между предвкушением счастья и мрачными предчувствиями.

Прошло не менее часа, прежде чем он появился: с извинениями он занял место в экипаже и дал сигнал Роберту трогаться, но лицо у него было мрачным.

— Боюсь, — сказал он, — что ты должна провести со мной весь вечер.

— Но чего еще мне надо? *— вскричала Флора. — Это отнюдь не наказание. И... и теперь мы можем смеяться?

— К сожалению, пока нет. Я не должен держать тебя при себе, но, может быть, это будет наилучшим выходом. Видишь ли, я обещал сегодня к восьми часам представить убийцу Маргарет Ренфру.

Лошади прибавили шагу, натянулись вожжи, и карета покатилась быстрее.

— И поэтому, — добавил он, — я освобожден от одной обязанности. Если у Пиннера начнутся какие-то волнения, мне не придется командовать людьми.

— Джек, — сдавленным голосом ответила она, — я прошу тебя не говорить загадками. Что за волнения?

— Ну, есть такой портной по фамилии Пиннер. Припоминаю, что вчера, — он потер уставшие глаза, — кто-то говорил о некоем портном со склонностью к произнесению зажигательных политических речей. И я только что услышал о нем от полковника Роуэна и мистера Мейна. Его мастерская на... м-м-м, да, на Парламент-стрит, как они сказали.

Сообщив это Флоре, он помрачнел.

По мере того как экипаж катился к югу, исчезали все признаки Уайтхолла, которые ему запомнились еще с прошлой жизни.

Впереди высились клинообразные очертания массива зданий, закопченных дымом многочисленных каминных труб; их разделяли две улицы. Та, что вела направо, прикинул он, должна быть Кинг-стрит, а слева, тянувшаяся вдоль реки, должна быть Парламент-стрит.

Он был прав. Роберт повернул лошадей налево, лавируя между несколькими колесными экипажами; мимо них проплывали древние потемневшие фасады домов из выщербленного камня. Здесь размещалось множество магазинчиков — торговцев сальными свечами, изготовителей зеркал, мясников; они располагались между частными домами, у входа в которые не было ни медных досок, ни отполированных колокольчиков.

— До чего мрачные руины, — пробормотал он. — Посмотри туда!

По другую сторону Парламент-стрит небольшая толпа собралась вокруг человечка с выпяченной грудью и взлохмаченными седыми волосами, который стоял, взгромоздившись на деревянный ящик рядом с дверями магазина, на которых было крупно выведено: «Т. Ф. ПИННЕР, ШИТЬЕ И КРОЙ».

По противоположной стороне улицы прогуливался полицейский, который не спускал глаз с толпы, но не вмешивался. Человечек с выпяченной грудью и седыми волосами, с бутылкой джина в кармане сюртука, был уже в крайнем возбуждении.

— Разве вы не хотите отмены Хлебных законов?[27] — кричал он. — Голодную смерть вы не переспорите. Их она не волнует! Есть ли среди вас хоть один человек, который не голодал бы или не видел, как голодает его семья? — потряс он в воздухе сжатыми кулаками.

— Нет! — завопили голоса. По толпе, небольшой, но плотной, прошло волнение. Она уже частично перекрывала дорогу. Роберт уже несколько раз взмахнул хлыстом, примериваясь пустить его в ход.

— Поезжай! — сказал Чевиот, встав в экипаже. — И никого не трогай! Поезжай!

— Есть только один путь добиться этого, — гремел голос оратора. — Это принять билль о реформе парламента. Факты, истинные факты говорят...

Они миновали собравшихся, и голос за их спинами стал затихать. Лишь кто-то крикнул им вслед, и ничего больше не последовало.

— Но, Джек, — запротестовала Флора, которая была больше удивлена, чем испугана, — это же происходит каждый день. Какое мы имеем к этому отношение?

— Во всяком случае, не сегодня вечером...

Он по-прежнему стоял в покачивающемся экипаже, придерживаясь за перильца у облучка. Он не мог вымолвить ни слова, потому что его со сверхъестественной силой охватили воспоминания о прошлом, частью которого он был.