Пылай, огонь

— В связи с каким-нибудь делом? — спросил он, и глаза у него засияли, как у школьника, соприкоснувшегося с тайной.

— И да и нет, — ответил Холмс. — Скажите, — тут же перехватил он нить разговора, — новый барон фон Лейнсдорф проявляет такой же интерес к опере, как и его отец?

Вопрос был столь неожидан, что фон Гофмансталь растерялся и удивленно уставился на моего спутника. Тем не менее я уловил логику вопроса: если Гофмансталь вращается в светских кругах Вены, бывает за кулисами оперы, он должен близко знать ее ценителей.

— Странно, что вы спрашиваете меня, — растерянно ответил поэт, крутя в руках бокал с шампанским.

— Почему странно? — спросил Фрейд, который с живейшим интересом следил за развитием разговора.

— Потому что до сегодняшнего вечера я бы ответил, что нет, —: Гофмансталь перешел на быстрый, но понятный немецкий язык. — Я никогда не представлял, что он питает интерес к опере вообще, и, если говорить откровенно, когда умер старый барон, я мог только сожалеть, что музыка в Вене потеряла такого влиятельного покровителя.

— А теперь? — спросил Холмс.

— А теперь, — ответил поэт по-английски, — он присутствует в опере.

— Сегодня вечером?

Заинтригованный фон Гофмансталь, считай, что вопросы Холмса связаны с успехом деда, которое тот расследует, возбужденно закивал:

— Идемте. Я покажу его вам.

Зрители занимали места в зале, третий звонок возвестил, что представление вот-вот возобновится. Фон Гофмансталь, который сидел не в партере, сопровождая нас, направился к нашим местам. Затем, повернувшись и сделав вид, что высматривает в ложах кого-то из своих знакомых, осторожно толкнул Холмса локтем.

— Вон там. Третья слева от центра.

Мы посмотрели в указанном направлении на ложу, в которой сидели два человека. При первом же взгляде бросилась в глаза величественная женщина, высокую прическу которой украшали драгоценности. Она недвижимо сидела рядом с Симпатичным молодым человеком, не отрывавшим от глаз бинокля, рассматривая публику в партере. Его лицо украшала ухоженная бородка, окаймляющая выступающий подбородок, над которым были видны тонкие чувственные губы. Этот подбородок показался мне знакомым, и на мгновение я вообразил, что его обладатель смотрит прямо на нас, потому что фон Гофмансталь настойчиво давал понять, что хочет укрыться от его взгляда. Будучи драматургом, он, конечно, был убежден, что помогает Холмсу в расследовании преступления, что, в сущности, и было. И все же, как мне кажется, он хотел уклониться от присутствия при мелодраматическом развитии событий, без сомнения, желая нам успеха.

Внезапно джентльмен в ложе опустил свой бинокль, и мы с Фрейдом изумленно выдохнули. Это был тот самый молодой грубиян со шрамом, над которым Фрейд одержал победу на теннисных кортах «Момберга».

— Что это за женщина? — спросил он у меня из-за спины.

— Ах, не сомневаюсь, что это его мачеха, — сказал фон Гофмансталь. — Она родом из Америки. Нэнси Осборн Слейтер фон Лейнсдорф.

Я продолжал смотреть на эту неподвижную красавицу и, когда свет стал меркнуть, почувствовал, как Холмс потянул меня за рукав, приглашая занять свое место. Я подчинился, но неохотно, не в силах оторвать взгляда от этой странной пары — привлекательного юного барона и его неподвижной спутницы с точеными чертами лица, чьи драгоценности продолжали поблескивать в темноте ложи. 

12 Открытие

Не могу утверждать, что меня захватила вторая половина оперы, ибо был всецело погружен в обдумывание слов фон Гофмансталя, который опознал в женщине из ложи вдову барона фон Лейнсдорфа! Мой взбудораженный ум лихорадочно обдумывал полученную информацию в надежде извлечь из нее какой-то смысл. Холмс не мог оказать мне никакого содействия; я было попытался шепотом заговорить с ним во время прелюдии, но он остановил меня, молча приложив палец к губам, и упоенно погрузился в музыку.

Перед нами открылись новые варианты оценки положения дел. То ли эта женщина в самом деле была вдовой короля оружия, то ли она была обманщицей. Если женщина в ложе воистину была баронессой — а она, должен признаться, производила такое впечатление, — кем же, ради всех святых, была пациентка больницы, обладавшая такой j точнойинформацией, и почему (в этом не было сомнений) ее похитили?

Я украдкой бросил взгляд на Фрейда и убедился, что и он обдумывает эту же проблему. Казалось, он всецело погружен в созерцание человека в медвежьей шкуре, но легкое подергивание ресниц выдавало его подлинные мысли.

В ландо по пути домой Холмс отказался беседовать на эту тему, всю дорогу он оживленно обсуждал спектакль.