Пылающие короны

Рен подплыла к выступу не потому, что он велел ей, а потому, что руки и ноги начали уставать. Прилив эйфории, который она испытала, войдя в бассейн, исчез, и тело начало болеть. Вода, казалось, не исцеляла ее, а как будто подталкивала проклятие внутри нее, пробуждая его. У нее начала кружиться голова.

Она подтянулась к выступу.

Здесь было жарче, вода горячее. Пар между ними сгустился.

– Почему ты сидишь здесь? – спросила она, отжимая воду с волос.

Аларик наблюдал за ней сквозь туман, следя за ручейками, стекающими по ее плечам.

– Чтобы уединиться.

– От меня?

Он покачал головой.

– Ради нас.

Руки Рен замерли. Она посмотрела на Аларика и почувствовала, как ее охватывает странное спокойствие. Может быть, это пар так влиял, но она внезапно услышала ровный стук сердца в груди. Она выдохнула, долго, глубоко и медленно.

– Что ты имеешь в виду?

Он понизил голос.

– У меня слегка кружилась голова. Я подумал, что у тебя, возможно, тоже.

– Сначала мне было хорошо, – хмурясь, сказала Рен, – но потом… Не знаю, словно вода ухудшила мое состояние.

Аларик кивнул.

– А сейчас?

Рен запустила пальцы в волосы.

– Сейчас лучше. Запястье жжет не так сильно, как раньше. И голова перестала кружиться.

– У меня тоже.

Рен посмотрела по сторонам. Вода оставалась чистой.

– Как ты думаешь, это работает?

– Не знаю, – ответил Аларик, – возможно. Я уже не чувствую себя таким подавленным, как минуту назад.

Рен внимательнее посмотрела на него. Тени на его щеках казались не такими заметными, а глаза почему-то стали ярче – серебристые, как Вечные огни над ними.

– Теперь ты точно пялишься на меня.

– Теперь да, – согласилась она, – и ты выглядишь лучше.

– Я так же подумал о тебе.

– Все было так плохо?

– Да. Твои глаза… они потеряли свой… – Он нахмурился, пытаясь подобрать слово: – …свет.

Рен фыркнула.

– И ты была не настолько раздражающей, как обычно, – быстро добавил он. – Я уже начал скучать по твоему нервирующему самодовольству.

Рен обрызгала его.

– Самодовольный здесь только ты!

– Я? – Аларик облил ее. – Я просто пытался соответствовать тебе.

Она рассмеялась, и он присоединился к ней, звук эхом разнесся над бассейном.

Аларик отклонился и посмотрел в потолок.

– Расскажи мне что-нибудь. Ты хороша в этом.

– Я уже рассказала лучшие истории по дороге сюда.

– Это не может быть правдой. Ты полна историй.

– Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами.

– Потому что ты жила не в замке. Тебя не растили принцессой. Тебя воспитывали стихии.

– И бабушка, – напомнила ему Рен.

– Она тоже своего рода стихия.

– Это все равно что расти в шторме, – улыбнулась Рен.

– Расскажи мне о шторме, Рен.

Так Рен и сделала. Час или больше они сидели рядом, позволяя пару лизать их кожу, пока они говорили о своем детстве. Аларик проводил время в горах Фоварр, охотился, ходил в походы, наблюдал, как его отец правит железной рукой. Рен поведала об Орте, о скалах, от которых огрубели ее ладони, когда ей было пять лет. Он попросил показать их, и она повиновалась. Они болтали, пересказывая истории, которые сделали их теми, кем они были: осторожными, умными, осмотрительными. О людях, которые их вырастили, и о тех, кого они потеряли.

Вода вокруг них оставалась прозрачной, и все же давно Рен не чувствовала себя отдельно от боли внутри. Она начала надеяться, что, возможно, целебная ванна подействовала и, хотя они и не могли этого видеть, проклятие рассеивалось.

– Теперь, когда ты рассказал мне обо всех тварях, которые пытались съесть тебя за эти годы, расскажи мне что-нибудь приятное, – попросила через некоторое время Рен. – Например, откуда тебе удалось заполучить эту крошечную частичку очарования.

– Осторожнее, ведьма! – Он погрозил ей пальцем. – Ты в смертельной опасности, чтобы быть милой со мной.

Она плеснула в него водой.

Он перешел к другой истории. Рен непроизвольно наклонилась к нему, чтобы послушать.

– Весной, когда я был ребенком, мы с мамой вставали до восхода солнца, чтобы вместе покататься на коньках. Она обычно кружилась, как танцовщица, над озером. Это было завораживающе. – Он улыбнулся при этом воспоминании. – Я пытался повторить ее движения, но каждый раз лишь падал. Я никогда не ел столько льда. – Он приподнял подбородок, придвигаясь ближе, и Рен разглядела тонкий белый шрам под подбородком. – Из всех моих шрамов этот самый любимый.

– Какие слова, – пробормотала Рен.

Он посмотрел на нее, опущенные ресницы отбрасывали тень на его щеки. Мгновение тянулось, тихое, напряженное, пар был таким густым, что казалось, будто он давит на них.

Рен отодвинулась.