Пылающие небеса (ЛП)

Но с этим миром блеска и гламура теперь покончено. Вирусу «Гидры» все равно, насколько вы богаты, и кто ваши родители. Ему плевать на то, что вы едва сводите концы с концами, живете впроголодь или владеете тремя частными самолетами. Он уничтожал всех и вся на своем пути.

Ну, не всех. Они все еще здесь. Мика ощутил тяжесть скрипки в своем рюкзаке и улыбнулся про себя. Так или иначе, они создадут мир заново. Начнут с людей, а не с вещей. И на этот раз у них получится лучше.

Мика обнаружил, что Амелия разогревает пакетики с макаронами на небольшой газовой плите, которую они нашли несколько дней назад. Она поставила плиту на журнальный столик из хрусталя, стоивший больше годовой зарплаты на «Гранд Вояджере». Это казалось вполне уместным.

Она заправила за ухо короткий выбившийся локон и посмотрела на него. Тени залегли на хрупкой коже под ее глазами.

— Привет.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Амелия колебалась, словно раздумывая, стоит ли говорить ему правду. Затем провела пальцами по переносице и поморщилась.

— Голова болит. Надеюсь, это не перерастет в мигрень. А то я на какое-то время стану совсем бесполезной.

Мика стянул со спины рюкзак и присел на корточки рядом с ней. Сдвинув очки на переносицу, он нервно прочистил горло.

— Я не могу сделать так, чтобы все прошло, но у меня есть это.

Амелия задохнулась, когда он достал скрипку. Стянув маску, она восхищенно улыбнулась.

— Откуда она у тебя?

Полсекунды Мика раздумывал, стоит ли говорить, что он ее нашел. Но когда Амелия посмотрела на него, и ее усталые глаза засияли, а лицо озарилось чистой, ничем не прикрытой радостью, у него внутри все перевернулось.

Сердце в груди забилось чуть сильнее. Он мечтал, чтобы она всегда так смотрела на него. Он мог бы любоваться ею вечно.

Но Мика не мог солгать. А она была сильнее, чем Габриэль считал. Амелия не нуждалась в защите, особенно такой. Он прикусил внутреннюю сторону щеки.

— Габриэль нашел ее и подумал о тебе.

Ее улыбка померкла, но лишь слегка.

— Он попросил тебя отдать ее мне.

Мика кивнул.

Амелия провела руками по изящной шейке, по изогнутому корпусу, по каждой отдельной струне. Со вздохом прижала подарок к груди, закрыв глаза от удовольствия.

— Когда я болела, думала, что больше никогда не смогу сыграть. Спасибо.

— Спасибо Габриэлю.

Она открыла глаза.

— Обязательно. Но я могу поблагодарить тебя, если так хочу.

Мика покраснел, его щеки вспыхнули.

— Ты сыграешь для нас?

Вокруг них народ обустраивал спальные места, чистил и проверял оружие, доставал банки, пакеты и консервы для ужина.

— А как же шум?

Мика показал вверх. Дождь стучал по крыше. Ветер вопил и стонал.

— Никто не станет выходить на улицу. Дождь заглушит все звуки. Ты должна сыграть.

Медленная, восхищенная улыбка расплывалась по ее лицу.

— Хорошо, я так и сделаю.

Амелия провела смычком по струнам. Первые изысканные ноты поплыли по воздуху, струясь над ним, вокруг него, сквозь него. Музыка была чувственной, темной и проникновенной. Он узнал мелодию, но не знал композитора — Дворжак или Чайковский?

Напряжение в челюсти и вокруг глаз Амелии исчезало с каждой секундой игры. Она закрыла глаза, погрузившись в свое искусство, ее пальцы двигались с прекрасной плавностью и грацией.

Мика не мог оторвать от нее взгляда. Его сердце наполнилось таким счастьем, какого он не испытывал со времен «Гранд Вояджера». На душе стало спокойно. Все было правильно, красиво и хорошо.

В помещении зазвучала глубокая, звучная и витиеватая композиция. Это была мелодия, полная надежды, мечты, любви и всего того хорошего, что вдохновляет людей на чувства, что делает их людьми.

Это была музыка, способная сокрушить мир. И снова его возродить.

Глава 9

Амелия

Следующие два часа Амелия играла фрагменты из сонаты № 3 Брамса, концерта № 2 Бартока и концерта № 1 ля минор Шостаковича. Ее пальцы перебирали тонкую шейку скрипки, сколотое и потрепанное дерево.

Самые лучшие скрипки отличались темпераментом, угрюмостью и вспыльчивостью, как и люди. Эта скрипка была старой и дешевой. Не ее «Гварнери» XVIII века, но Амелии было все равно. Она извлекала ноты, звук, срывавшийся со струн, был ярким, живым, полным и более прекрасным, чем она могла вынести.

Головная боль нарастала за глазами, но Амелия не позволяла ей украсть удовольствие. Она не хотела беспокоиться о мигрени и приступах. Впервые за несколько месяцев она делала то, что хотела, то, для чего была рождена.

Она переключилась на «Чакону» Баха из Партиты № 2 ре минор — ее любимое произведение. Провела смычком по струнам и сосредоточилась на музыке, пока та не потекла в каждом дюйме ее тела, не заполнила ее, не зазвучала в кончиках пальцев. Пока не осталось ничего другого. Ее музыка наполняла пространство, дрожа в сладких и горьких тонах.

Слишком легко было забыть, что существует что-то, кроме хаоса, насилия, страха и смерти. Они все выжили, хотя были грязными, измученными и травмированными. Но существовало нечто большее, гораздо большее. Жизнь была больше.

Они могли найти ее снова. Они доберутся до Убежища. Окажутся в безопасности. Они найдут место для музыки, красоты и любви.