— То, что ставит нас выше даже самых разумных животных. Наша способность любить, быть справедливыми, милосердными, прощать, мечтать. Верить в нечто большее и лучшее, чем мы сами. Надеяться.
Джерико криво улыбнулся.
— Может, ты упустил свое призвание в роли проповедника?
Мика покраснел и поправил очки.
— Я просто стараюсь быть лучшим человеком, несмотря на обстоятельства. Если бы все поступали так же, все было бы хорошо.
Снаружи сгущались сумерки. В переулках затаились предательские тени. Звезды скрывались, луна едва заметно мерцала.
— Когда я рос в Нигерии во время революции, то приходилось либо быть жестким, либо умирать, все просто, — тихо сказал Джерико. — Я служил в частной охране во время беспорядков в Чикаго и Тампе. Я видел, как люди поступали друг с другом во время восстания из-за водного кризиса в Аризоне. Приходится учиться жить одним способом. Трудно понять, что есть и другие пути, не говоря уже о лучших.
За те месяцы, что они прожили вместе, Джерико никогда не произносил столько слов одновременно. Он был суров, как гора, строг и требователен, не боялся, не дрожал. Он никогда не высказывал своих сомнений. До этого момента Мика считал, что у него их нет. Но, как и во всем, большинство людей оказываются чем-то большим, нежели кажутся.
Джерико надолго замолчал.
— Я подвел Сайласа. Я научил его убивать. Может быть… может быть, лучший урок — как этого не делать.
Мика улыбнулся.
— Будьте осторожны. Мне кажется, у вас может проснуться совесть.
Джерико горестно покачал головой.
— Знаешь, как говорят. Старого пса можно научить новым трюкам.
— Не думаю, что поговорка звучит именно так.
— Нет? Ну, я все равно никогда не понимал американского сленга. — Джерико провел рукой по голове. — Когда-нибудь ты станешь хорошим лидером, Мика.
— Что это значит? У нас есть вы. — Но все равно Мика покраснел, глубоко польщенный. Джерико был человеком, который вызывал уважение. Получить в ответ хоть немного уважения было большой честью.
Джерико похлопал его по спине. Мика чуть не грохнулся от силы удара.
— У тебя слишком много грязи в ушах. Я же сказал — когда-нибудь.
Они спустились обратно по двадцати пяти лестничным пролетам. На лестничной площадке их напугал енот: он шипел, глаза его блестели в лучах света. Но он не был заражен, и они прошли дальше без происшествий.
Едва они вернулись, как Уиллоу подала сигнал со своего поста у входных дверей.
— Они вернулись!
— Габриэль? — спросил Мика, его пульс участился. Его брат в безопасности? Все ли с ним в порядке? Затем до него дошли слова Уиллоу. Что она имела в виду, говоря «они»?
Мика поспешил за Джерико в холл, где уже собрались Уиллоу, Амелия, Хорн и Финн.
Рот Мики раскрылся от изумления.
Габриэль вернулся. Но он был не один.
Глава 20
Габриэль обхватил Селесту за плечи, поддерживая ее, когда они, спотыкаясь, вошли в здание. Ее одежда была окровавлена и разодрана. Лицо перепачкано грязью и пеплом, медные кудри в беспорядке растрепались. Кровь стекала по ее ноге, а на полу за ними тянулись размазанные отпечатки ботинок.
Селеста была жива.
Уиллоу вскочила на ноги, потрясенно ахнув.
— Мы думали, ты умерла!
Селеста дрожала от потери крови и истощения, но глаза ее смотрели ясно.
— Я не умерла.
Габриэль положил руку ей на спину, чтобы она не упала. Он и сам был измотан, глаза слипались, тело почти онемело от многочасового пребывания на морозе и снегу. Он отдал Селесте свою куртку. Ей она была нужнее.
Габриэль моргнул, приспосабливаясь к полумраку. За окнами темнело небо. Вестибюль наполнился тенями. Лишь свет луны, отражаясь от снега, давал мягкое сияние.
Взгляд Джерико подозрительно устремился на Хорна.
— Ты сказал нам, что она мертва.
Лицо Хорна побледнело. Черты лица исказились в едва скрываемой гримасе.
— Селеста, я был уверен, что ты… Я бы никогда не… Это должно быть чудо…
— Замолчи! — Селеста выпрямилась во весь рост. Габриэль схватил ее за руку, чтобы удержать на ногах. Ее глаза пылали яростью. — Это ты виноват!
Хорн сделал шаг назад, затем еще один. Он поднял руки, выставив ладони в успокаивающем жесте.
— Мы должны отпраздновать это радостное событие. Ты вернулась из мертвых и…
— Я не вернулась из мертвых, — процедила Селеста сквозь стиснутые зубы. — Ты бросил меня умирать.
В помещении воцарилась тишина. Никто не говорил. Никто не дышал.
Мика переводил взгляд с Селесты на Хорна и обратно. Он бросил вопросительный взгляд на Габриэля, ища подтверждения. Габриэль слегка покачал головой, с трудом сдерживая ярость. Это история Селесты. Он не станет ничего делать или говорить, пока она не выскажется.
— Что ты имеешь в виду? — спросил наконец Мика. — Хорн оставил тебя?
— Хуже. — Селеста наклонилась к окровавленной ноге и размотала импровизированную повязку, которую Габриэль успел сделать из рваных полосок льняной скатерти.
Мика задохнулся. Амелия зарычала, как раненый зверь. Уиллоу выглядела еще более разъяренной.
Глубокая, уродливая рана украшала ногу Селесты от колена до середины бедра. Кровь сочилась из пореза, пока Габриэль осторожно заматывал повязку. Она не остановит кровь надолго.