Лотар, один из пятисот отобранных лучших стрелков, стоял у бруствера траншеи, которую он помогал рыть вдоль подножия магерсфонтейнских холмов. Мысль вырыть окопы и использовать их как прикрытие поначалу не понравилась бурам, которые, по сути своей, были искусными наездниками и любили повсюду быстро скакать верхом. И все же генерал де ла Рей убедил их попробовать эту новую тактику, и шеренги ничего не подозревавшей английской пехоты набрели на траншеи в обманчивом свете раннего утра.
Во главе наступавших туда, где лежал Лотар, шел мощный плотного телосложения человек с пылающее-рыжими бачками. Он двигался на дюжину шагов впереди шеренги, его шотландская юбка весело колыхалась, тропический пробковый шлем под лихим углом был надвинут на один глаз, а в правой руке поблескивала обнаженная сабля.
В этот момент солнце взошло над холмами Магерсфонтейна, и его лучи цвета спелых апельсинов наводнили открытый, совершенно ровный вельд. Ряды наступавших горцев осветило как в театре — это было очень удобно для стрельбы, ведь буры шагами отмерили расстояние перед своими окопами и отметили его грудами камней.
Лотар прицелился в середину лба британца, но, как и другие, помедлил, испытывая странное нежелание стрелять, ибо это не слишком-то отличалось от убийства. И тогда, словно по собственной воле, «маузер», подпрыгнув, ударил в плечо, и треск выстрела, как показалось, донесся откуда-то издалека. Шлем офицера слетел с головы и покатился, а его самого отбросило на шаг назад, он вскинул руки. До Лотара донесся звук ударившей в человеческий череп пули, похожий на звук падения спелого арбуза на каменный пол. Сабля сверкнула на солнце, выпав из руки, британец в медленном, почти элегантном пируэте осел в низкий жесткий кустарник.
Сотни горцев весь этот день пролежали в нескольких десятках шагов перед окопами, пригвожденные к земле. Ни один из них не смел поднять голову, потому что подстерегавшие их ружья находились в руках едва ли не лучших стрелков во всем мире.
Африканское солнце сожгло кожу на коленях британских солдат ниже юбок так, что она распухла и лопалась, подобно перезревшим фруктам. Раненые кричали, прося воды, и некоторые буры из окопов бросали им свои фляги с водой, но они не долетали.
Хотя Лотар с тех пор убил пятьдесят человек, этот день будет помнить всю жизнь. Он всегда отмечал его как день, когда стал мужчиной.
Лотара не было в числе тех, кто бросал свои фляги. Напротив, он застрелил двоих солдат, которые, извиваясь, поползли на животе, чтобы добраться до них. Его ненависть к англичанам, с детства унаследованная от отца и впитанная с молоком матери, по-настоящему начала расцветать в тот день и стала приносить плоды в последующие годы.
Англичане охотились за ним и его отцом по всему вельду как за дикими животными. Его любимая тетя и три кузины умерли от дифтерии, болезни белого больного горла, в английских концентрационных лагерях, но Лотар заставил себя поверить в то, что англичане втыкали рыболовные крючки в хлеб, которым кормили бурских женщин, чтобы вырвать им горло. Это было похоже на англичан — вести войну с женщинами, девушками и детьми.
Лотар, его отец и его дядя продолжали сражаться еще долго после того, как исчезла всякая надежда на победу, — «упрямцы, бьющиеся до последнего», с гордостью называли они себя. Когда другие, доведенные до состояния живых скелетов, больные дезинтерией и покрытые гноящимися язвами, называемыми болячками вельда и появлявшимися от солнца, ветра и недоедания, одетые в лохмотья, имея по три оставшихся патрона в нагрудных патронташах, отправились сдаваться англичанам в Вереднигинг, Петрус де ла Рей и его сын Лотар не пошли с ними.
— Будь свидетелем моей клятвы, о, Господь народа моего. — Петрус стоял с непокрытой головой посреди вельда, рядом с ним семнадцатилетний Лотар. — Война против англичан никогда не окончится. Клянусь в этом пред ликом твоим, о, Господь Бог Израиля.
Он отдал Библию в черном кожаном переплете в руки Лотару и заставил его произнести ту же клятву.
— Война против англичан никогда не окончится. — Лотар стоял рядом с отцом, проклинавшим предателей, трусов, которые больше не захотели сражаться, Луиса Боту[108] и Янни Смэтса[109], даже собственного брата Коса де ла Рея. — Вам, готовым продать свой народ филистимлянам, да прожить всю вашу жизнь под английским игом и да гореть вам всем в аду десять тысяч лет!
А затем отец и сын повернулись и поскакали прочь, в сторону обширной бесплодной земли, что была владениями Германской империи, оставив других заключать мир с Англией.
Семья де ла Реев оказалась удачливой. Отец и сын — сильные, упорные, настоящие труженики. Оба одарены природной проницательностью и храбростью. Мать — из семьи с превосходными связями и некоторым состоянием.