Пылающий берег

Из уха бушмена сочилась тонкая струйка крови, и Лотар, слегка обеспокоившись, прижал палец к сонной артерии на горле, но потом облегченно хмыкнул. Он поднял крошечный лук и сломал его пополам, швырнув куски в разные стороны, а потом охотничьим ножом перерезал кожаную перевязь на голове бушмена и одну за другой отломил от стрел ядовитые наконечники, обращаясь с ними с крайней осторожностью.

Переворачивая бушмена на живот, он велел Хендрику принести кожаные шнуры из его седельной сумки. Лотар тщательно связал пленника, удивляясь его безупречной мускулатуре и грациозности маленьких рук и ног. Он связал вместе запястья и локти пленника, колени и лодыжки, затягивая узлы так туго, что шнур глубоко врезался в янтарную кожу.

Потом он поднял бушмена — одной рукой, словно какую-нибудь куклу, — и бросил на свое седло. Движение заставило бушмена прийти в себя, он поднял голову и открыл глаза. Они были цвета свежего меда, а белки слегка отливали желтизной. Лотар словно заглянул в глаза леопарду, попавшему в западню, — столько в них было ярости, — и Лотар невольно отступил на шаг.

— Они просто звери, — сказал он.

Хендрик кивнул:

— Они хуже чем звери, потому что хитры и искусны, как люди, хотя и не являются людьми на самом деле.

Лотар взял поводья и повел измученного скакуна назад, туда, где они оставили раненого Вуйла Липпи.

Оставшиеся с ним уже закутали Липпи в серое шерстяное одеяло и уложили на овечью шкуру. Они явно ждали, что Лотар подойдет к нему или как-то позаботится о нем, но Лотару совсем не хотелось вмешиваться. Он прекрасно знал, что Вуйлу Липпи уже ничем не помочь, поэтому тянул время, снимая связанного бушмена с седла и бросая его на песчаную землю. Маленькое тело согнулось, словно защищаясь, а Лотар стреножил лошадь и медленно пошел к людям, собравшимся у закутанной в одеяло фигуры.

Он сразу увидел, что яд действует быстро. Половина лица Липпи гротескно распухла и покрылась яркими фиолетовыми линиями. Один глаз закрылся, его веки выглядели как перезревшие виноградины, черные и блестящие. Второй глаз был широко открыт, но его зрачок сжался в крохотную точку. Он никак не дал понять, что узнал склонившегося над ним Лотара, и, скорее всего, уже вообще ничего не видел. Дышал он с крайним трудом, борясь за каждый вздох, потому что яд уже частично парализовал легкие.

Лотар потрогал лоб Липпи; его кожа была холодной и липкой, словно у рептилии. Лотар знал, что Хендрик и остальные наблюдают за ним. Они ведь не раз видели, как он перевязывал пулевые ранения, достав предварительно пулю из тела товарища, и накладывал шины на сломанную ногу, выдергивал больной зуб и вообще демонстрировал знание мелкой хирургии. Они ждали, что теперь он тоже что-то сделает для умирающего, и их ожидания и собственная беспомощность раздражали Лотара.

Липпи вдруг испустил сдавленный крик и затрясся, как эпилептик, его открытый глаз закатился, выставив напоказ желтый, налитый кровью белок, а тело выгнулось под одеялом.

— Судороги… — сказал Лотар. — Это как после укуса мамбы. Уже недолго осталось.

Умирающий дергался, скрежеща зубами, потом распухший язык вывалился между ними. Липпи стал жевать язык, раздирая его на куски, в то время как Лотар отчаянно и тщетно пытался открыть ему рот; кровь струилась в горло готтентота и в его полупарализованные легкие, он задыхался и стонал сквозь крепко сжатые челюсти.

Его тело снова выгнулось дугой в очередной сильной судороге, под одеялом раздались взрывные звуки — измученное тело извергало из себя все лишнее. На жаре вонь фекалий ощущалась тошнотворно. Это была долгая и грязная смерть; и когда все кончилось, закаленные мужчины были потрясены и угрюмо молчали.

Они кое-как выкопали неглубокую могилу и перекатили туда труп Вуйла Липпи, все в том же грязном сером одеяле. Потом торопливо засыпали его, словно избавляясь от собственного отвращения и ужаса.

Один из них разжег небольшой костер из веток кустарника и заварил в жестяном котелке кофе. Лотар достал из седельной сумки полбутылки бренди. Передавая ее из рук в руки, они старались не смотреть туда, где лежал на песке съежившийся бушмен.

В полном молчании они выпили кофе, усевшись в круг на корточках, а потом Варк Ян, знавший язык сан, выплеснул кофейную гущу в костер и встал.

Он подошел к лежавшему на земле сан, схватил его за связанные запястья, поднял за руки и перенес к костру. Достав из костра горящую ветку, Варк Ян, все так же держа бушмена на весу, коснулся пылающей веткой конца его обнаженного пениса. Сан задохнулся и яростно завертелся, а на его гениталиях, как по волшебству, возник большой пузырь. Он походил на мягкого серебристого слизня.

Мужчины у костра засмеялись, в этом смехе слышались и их отвращение, и их ужас перед смертью от яда, и их печаль по товарищу, и их жажда мести, и садистское желание причинять боль и унижение самыми изобретательными способами.