Пылающий берег

— Приказ лорда Киллигеррана. Отстранены вплоть до новых приказов, сэр. — Биггс положил сахар в кружку с какао и размешал его. — Да и нужно, если мне позволено так сказать. Мы же тридцать семь дней не имели перерыва.

— Биггс, почему я так паршиво себя чувствую?

— Если верить лорду Киллигеррану, нас отчаянно атаковала некая бутылка коньяка, сэр.

— А до того я сбил эту чертову летающую черепаху…

Майкл начал вспоминать.

— Да, сэр, размазали ее по всей Франции, как масло на тосте, — кивнул Биггс.

— Но мы их уничтожили, Биггс!

— Оба эти пузыря, сэр.

— Надеюсь, наш букмекер заплатил выигрыш, Биггс? Ты не потерял свои денежки?

— Все отлично, спасибо вам, мистер Майкл. — Биггс коснулся чего-то, лежавшего на подносе. — А это ваш выигрыш…

Майкл увидел аккуратную стопку из двадцатифунтовых купюр.

— Три к одному, сэр, и ваша ставка.

— Ты заслужил десять процентов комиссионных, Биггс.

— Благослови вас Господь, сэр. — Две купюры, как по волшебству, исчезли в кармане Биггса.

— Ладно, Биггс. Что еще тут есть?

— Четыре таблетки аспирина, подарок от лорда Киллигеррана.

— А сам он, конечно, летает?

Майкл с благодарностью проглотил таблетки.

— Конечно, сэр. Они вылетели на рассвете.

— А кто его ведомый?

— Мистер Баннер, сэр.

— Новичок, — горестно пробормотал Майкл.

— С лордом Эндрю все будет в порядке, не беспокойтесь, сэр.

— Да, разумеется, будет… а это что такое?

Майкл приподнялся.

— Ключи от мотоцикла лорда Киллигеррана, сэр. Он говорит, чтобы вы передали его поклоны — какими бы они ни были, сэр, — и его бесконечное восхищение юной леди.

— Биггс…

Аспирин сотворил чудо, Майкл внезапно почувствовал себя легким, беспечным и веселым. Раны больше не мешали ему, голова уже не болела.

— Биггс, — повторил он, — как ты думаешь, ты сможешь достать мою парадную форму, начистить пряжки и вылизать до блеска ботинки?

Биггс нежно усмехнулся:

— Собираемся с визитом, да, сэр?

— Именно так, Биггс, именно так.

Сантэн проснулась в темноте и прислушалась к орудиям. Они пугали ее. Она знала, что ей никогда не привыкнуть к этому дьявольскому бесчеловечному грохоту, так обезличенно приносящему смерть и невыразимые увечья, и она вспоминала конец лета предыдущего года, тот короткий период, когда немецкие батареи находились на расстоянии выстрела от их особняка. Тогда им пришлось оставить верхние этажи большого дома и перебраться под лестницу. К тому времени слуги давно уже разбежались — все, кроме Анны, конечно. В комнатушке, которую заняла Сантэн, раньше жила одна из горничных.

Все течение ее жизни трагически изменилось с тех пор, как ураган войны пронесся над ними. И хотя они никогда не вели столь же роскошную жизнь, как другие знатные семьи их провинции, однако они устраивали ужины и приемы, их обслуживали два десятка слуг. Но теперь их существование стало почти таким же простым, как жизнь их прислуги до войны.

Сантэн отбросила дурные предчувствия вместе с одеялом и пробежала босиком по узкому коридору с каменным полом. В кухне Анна уже стояла у плиты, подбрасывая в топку дубовые щепки.

— Я уже собиралась пойти к тебе с кувшином холодной воды, — ворчливо произнесла она.

Сантэн обняла ее и поцеловала, и Анна улыбнулась; затем Сантэн стала греться перед плитой.

Анна налила горячей воды в медный таз на полу, добавила холодной.

— Вперед, мадемуазель! — приказала она.

— Ох, Анна, разве это обязательно?

— Пошевеливайся!

Сантэн неохотно сняла через голову ночную рубашку и содрогнулась от холода, и по ее рукам и ягодицам побежали мурашки.

— Поскорей!

Она шагнула в таз, а Анна опустилась рядом с ней на колени и окунула в воду лоскут фланели. Ее движения были методичными и деловыми, когда она намыливала тело Сантэн, начиная с плеч, потом добралась до пальцев обеих рук, и при этом не могла скрыть нежность и гордость, смягчившие ее некрасивое красное лицо.

Ее дитя было великолепно сложено, хотя, пожалуй, грудь и попка были маловаты, — Анна надеялась увеличить их с помощью пищи с большим количеством крахмала, когда это снова станет возможным. Кожа девушки была гладкой, сливочного цвета там, где ее не касалось солнце, но там, куда оно добиралось, она приобретала темно-бронзовый оттенок, который Анна считала чрезвычайно неприглядным.

— Ты должна носить летом перчатки и длинные рукава! — выбранила она девушку. — Коричневый цвет такой противный!

— Поспеши, Анна.

Сантэн обхватила руками намыленную грудь и содрогнулась, и Анна по одной подняла ее руки, чтобы помыть пушистые темные волоски под ними. Клочья мыльной пены стекали по бокам девушки.

— Не будь ты такой суровой! — жалобно произнесла Сантэн.

Анна критически осмотрела ее руки и ноги. Ноги были прямыми и длинными, хотя, пожалуй, слишком мускулистыми для леди, — это все из-за верховой езды и долгих прогулок пешком. Анна покачала головой.

— Ох, что еще? — резко спросила Сантэн.

— Ты крепкая, как мальчишка, живот у тебя слишком мускулистый для того, чтобы иметь детей.

Анна продолжала обтирать фланелью тело девушки.

— Ох!

— Стой спокойно… ты ведь не хочешь пахнуть как коза, да?

— Анна, а тебе нравятся синие глаза?