Пылающий бог

– Пусть твои лучники опустят луки и положат колчаны на землю. А ты поклянись могилой матери, что еще до рассвета я вернусь обратно целой и невредимой.

– Рин, прошу тебя, это же я.

– Я не шучу, – не сдавалась она.

Когда Рин и Чахан расстались в последний раз, они были друзьями. Рин знала, что их интересы совпадают, по крайней мере по отношению к Республике. Но все равно не была уверена, что Чахан или Кетрейды не выпустят ей стрелу в лоб, если посчитают угрозой. Она уже имела дело с правосудием Кетрейдов и избежала смерти лишь потому, что Сорган Шира посчитала ее полезной.

– Как скажешь. – Чахан подал знак своим людям, и они неохотно подчинились. – Клянусь могилой Калаган из клана Наймадов, что не причиню тебе вреда. Так лучше?

– Гораздо лучше. – Рин села, скрестив ноги. – Говори.

– Благодарю. – Чахан опустился на колени напротив нее. Он снял с плеча сумку, достал оттуда пузырек с ярко-синим порошком, вытащил пробку и протянул склянку Рин. – Окуни кончик пальца и оближи его. И устраивайся поудобнее. Подействует быстро, ты же помнишь…

– Погоди. – Рин не прикоснулась к пузырьку. – Прежде чем я брошу свою душу вместе с тобой в бездну, объясни, что происходит. К какому богу мы отправимся на этот раз?

– Мы отправимся не к богам, – сказал он. – А к мертвым.

Ее сердце на мгновение остановилось.

– К Алтану? Ты его нашел?

– Нет. – По лицу Чахана мелькнуло смятение. – Он не… Я так и не… Нет. Но она спирка. Большинство душ полностью растворяются, когда переходят на ту сторону. Вот почему так трудно установить связь с мертвыми – они уже исчезли из мира осознанных мыслей. Но спирцы держатся дольше. Их привязывает к этому миру гнев и подпитывает бог, не отпуская. Они превращаются в голодных призраков.

Рин облизала кончик указательного пальца, макнула его в склянку, и мягкий, невесомый порошок покрыл ее кожу.

– Мы будем говорить с Теарцой?

– Нет. – Чахан забрал пузырек и последовал ее примеру. – С тем, кто умер позже. Вы вряд ли встречались.

Рин подняла голову:

– С кем?

– С Ханелай, – признался Чахан.

Рин без колебаний сунула палец в рот и облизала.

Лагерь Кетрейдов тут же расплылся перед глазами и исчез, как растворившиеся в воде краски. Рин закрыла глаза. Ее дух воспарил, покинув отяжелевшее тело, этот неуклюжий мешок с костями, органами и плотью, и устремился к небесам, словно выпущенная из клетки птица.

– Подождем здесь, – сказал Чахан. Они вместе летели в темном пространстве, не чернильно-черном, а скорее окутанном туманным сумраком. – Узнав, что вы направляетесь к горе Тяньшань, я навел справки. Мне хотелось понять, насколько это рискованно. Я знаю, никто из мира живых не способен сбить тебя с выбранного пути. – Он кивнул в сторону красного, светящегося в темноте шара, далекой звезды, которая становилась все больше по мере приближения. – Но она может.

Звезда превратилась в столб пламени, а потом в женщину, раскаленную докрасна внутренним огнем.

Рин смотрела на нее, потеряв дар речи.

Она узнала это лицо. Острый и твердый подбородок и решительный, угрюмый взгляд. Это лицо смотрело на нее из зеркала.

– Здравствуй, Ханелай, – сказал Чахан. – Вот друг, о котором я столько тебе рассказывал.

Ханелай повернулась к Рин, оглядывая ее, как королева рассматривает подданных. Рин охватило странное и необъяснимое томление. Такое чувство она испытывала лишь однажды, два года назад, когда взяла Алтана за руку и поразилась, насколько совпадает оттенок их смуглой кожи. Она думала, что никогда больше не испытает это чувство.

Она подозревала, что Ханелай – ее родня. Давно подозревала. А теперь, глядя ей в лицо, поняла это со всей определенностью. И знала, в каком именно родстве они состоят, но не осмеливалась произнести вслух это слово.

Однако если Ханелай и признала ее, то не подала вида.

– Это ты путешествуешь с Цзяном Цзыей? – спросила она.

– Да, – ответила Рин. – А ты…

Ханелай оскалилась. Ее глаза покраснели. Пламя вспыхнуло, словно в замедленном взрыве, смертоносные оранжевые лепестки потянулись к Рин.

– Не бойся, – быстро сказал Чахан. – Мертвые не могут причинить вреда. Ее огонь ненастоящий, лишь игра воображения.

Он был прав. Ханелай кипела гневом и выкрикивала неразборчивые ругательства, из каждой части ее тела выплескивался огонь. Но он так и не приблизился к Рин. Пламя не обжигало, как бы ни буйствовало, и сумеречное пространство не изменилось.

И все же зрелище вселяло ужас. Рин пришлось собрать волю в кулак, чтобы не отпрыгнуть.

– Что это с ней?

– Она мертва. И уже очень давно. А когда души не возвращаются обратно в пустоту, им нужны связующие нити, их держит неугасающая ненависть. Она больше не человек. Она – воплощение ярости.

– Но я же видела Теарцу. Она не…

– Теарцу можно было контролировать, – объяснил Чахан. – Ее гнев был умеренным – из-за обстоятельств ее смерти. Ханелай – другое дело.

Рин всмотрелась в Ханелай. Теперь пульсирующие языки пламени и перекошенное от ярости лицо уже не казались столь пугающими. Скорее, вызывали жалость.

Сколько времени Ханелай купается в собственной ярости?