Она невольно сглотнула и закашлялась. Слова неуклюже и неуверенно плыли в сухом воздухе.
Рин нервничала. Но почему? В этом не было ничего нового, она уже выступала перед народом и раньше. Выкрикивала ругательства в адрес Вайшры и Республики, и тысячи человек отвечали ликованием. Однажды она довела людей до такого неистовства, что они заживо растерзали человека, и в тот раз слова давались легко.
Но в Тикани атмосфера была другая, не заряженная ликованием битвы или ненавистью, а мертвая и изнуренная.
Рин прищурилась. Так не должно быть. Она ведь в родном городе, выступает перед войсками, которые прошли вместе с ней через ад, и горожанами, которые засеяли поля маком ради нее. Ради нее. Они считают ее божеством. Боготворят. Она избавила их от мугенцев и покорила для них Арлонг.
Но почему же тогда она чувствует себя самозванкой?
Рин снова откашлялась и попыталась вложить в слова энергию:
– Эта война…
– Я думал, мы выиграли войну! – выкрикнул кто-то из толпы.
Рин ошеломленно умолкла.
Прежде ее никто не прерывал.
Она обвела взглядом площадь, но не нашла того, кто это сказал. Голос мог принадлежать любому из этих людей – одинаково враждебных и злых.
Похоже, они все так считали.
Рин затопила горячая волна нетерпения. Неужели они не понимают, что им грозит? Неужели не на их головы Нэчжа сбросил сотню тонн взрывчатки, пока они мирно праздновали?
– Мы не заключили перемирие, – сказала она. – Гесперианцы по-прежнему хотят меня убить. Они наблюдают за нами с неба и ждут, пока мы ослабнем, в надежде победить нас одним махом. Никанский народ ждет самое большое испытание. Если мы ухватимся за этот шанс, то будущее в наших руках. Гесперианцы слабы и не готовы, они еще не оправились после Арлонга. Вы нужны мне в этом последнем усилии…
– Плевать на гесперианцев! – раздался другой голос. – Сперва накорми нас!
Рин знала, что настоящий лидер не ведется на желания толпы. Правитель стоит выше всяких смутьянов, а ответ на выкрики придает им значение, которым они не обладают.
Она начала с того места, где ее прервали, пытаясь собраться с мыслями:
– Этот опиум поможет…
Но так и не закончила предложение. В дальних рядах поднялся шум. Сначала Рин решила, что это очередные смутьяны с вопросами, но потом услышала лязг стали, а затем – еще более громкие крики.
– Пригнись.
Катай схватил ее за руку и потащил с помоста. Сначала Рин, слегка ошарашенная, попыталась воспротивиться, но люди больше не обращали на нее внимания. Все повернулись к источнику сумятицы, которая расходилась, словно капля чернил по воде, расширяющимся облачком хаоса, притягивающим всех поблизости.
Катай потянул сильнее.
– Нужно выбираться отсюда.
– Погоди. – Ее ладонь нагрелась в готовности выплеснуть пламя, хотя Рин понятия не имела, что теперь делать. В кого целиться? В толпу? В собственный народ? – Я могу…
– Ты ничего не можешь сделать. – Он потащил Рин подальше от стычки. Теперь люди вопили. Рин обернулась через плечо и увидела мелькающее в воздухе оружие, падающие тела, древка копий и рукоятки мечей, громящие беззащитную плоть. – Не сейчас.
– Да что это с ними? – поразилась Рин.
Они отступили к генеральской штаб-квартире, где Рин оказалась в безопасности, вдали от посторонних глаз и ушей, пока войска восстанавливали порядок на площади. Первый шок отступил. Теперь она была в ярости, что ее народ превратился в тупую, наглую массу.
– Они устали, – тихо сказал Катай. – И голодны. Они считали, что война закончилась, ты вернулась домой и поделишься с ними трофеями. Они не думали, что ты собираешься втянуть их в очередную войну.
– Почему все решили, что война закончилась? – Рин раздраженно сжала пальцы. – Неужели только у меня есть глаза?
Наверное, так чувствуют себя матери, когда ребенок закатывается в истерике. Какая немыслимая неблагодарность! Рин прошла ради них через ад, а они имеют наглость стоять перед ней, жаловаться и требовать того, чего она дать не может.
– Гесперианцы правы, – огрызнулась она. – Они просто овцы. Тупые овцы.
Неудивительно, что Петра считала никанцев низшими существами. Теперь Рин это понимала. Неудивительно, что Триумвират правил именно так, кровью и беспощадной сталью. А как иначе обуздать эту толпу, если не страхом?
Как никанцы могут быть такими близорукими? На кону не только их желудки. Страна на пороге чего-то большего, нежели сытный ужин, достаточно только задуматься об этом, достаточно одного толчка. Но они ничего не поняли. Как их вразумить?
– Они не овцы, а обычные люди, Рин, и устали от мучений. Они просто хотят, чтобы все закончилось.
– Как и я! Чего они от нас хотят? Чтобы мы сложили мечи и щиты и ждали, пока нас перебьют спящими в постелях? Скажи, Катай, они правда настолько тупы и думают, что гесперианцы просто уйдут и оставят нас в покое?
– Попытайся понять, – мягко произнес он. – Трудно воспринимать врага, которого ты не видишь как главную угрозу.
Рин фыркнула:
– Если они так считают, то не заслуживают остаться в живых.