В воздухе просвистел еще один болт. Рин в ужасе проследила за ним, но он пролетел всего в шаге от Катая. Тот нырнул под стол, и болт вонзился в дверной косяк.
Рин направила к окну ладонь. Загудело пламя, и стекло рассыпалось на мелкие кусочки. Через зарево Рин увидела спотыкающуюся фигуру в темной одежде.
Она вылезла из-под тела Венки и бросилась к окну. Убийца бесформенной грудой лежал внизу и уже не шевелился. Рин было все равно. Она направила ладонь вниз, и поток огня устремился к земле, с жадностью проглотив труп.
Она сделала пламя мощнее и жарче, пока тело не исчезло из поля зрения и от него не остались лишь густые оранжевые волны и марево раскаленного воздуха. Ее не интересовал убийца. Она знала, кто его послал – либо Нэчжа, либо Серая гильдия, либо они действовали совместно. Здесь не было никакой загадки, и, допросив убийцу, Рин не узнала бы ничего нового. Возможно, все-таки стоило бы попытаться, но в этот момент ей просто хотелось что-нибудь сжечь.
Глава 33
На следующее утро армия южан отправилась в Тикани.
Рин не могла править страной из провинции Дракон. Это было очевидно с самого начала. Арлонг – не ее родной город, она не знает, как он устроен, у нее нет здесь сторонников. В Арлонге она чужачка и выскочка, ей придется побороть многовековую дискриминацию южан. Смерть Венки стала последней каплей – доказательством того, что, если Рин хочет укрепить свою власть, нужно ехать домой.
В долине собралась небольшая толпа, чтобы посмотреть на уходящие войска. По мрачным лицам людей Рин не могла понять, провожают ли они армию южан с почтением или просто рады увидеть спины солдат, а может, опасаются, что армия заберет всю провизию.
В городе она оставила небольшой гарнизон, чтобы следить за порядком, всего триста человек, больше она не могла себе позволить. Скорее всего, у них ничего не получится. Одна из бесконечных проблем в конце концов погубит Арлонг, жители массово разбегутся или изгонят войска южан, подняв восстание. Но это уже не имело значения. Арлонг – невеликая потеря. Как только город окончательно перейдет в ее руки, когда приструнят всех бунтовщиков и заберут все ценности, Арлонг превратится в прирученный и послушный источник ресурсов.
Но сначала она должна получить юг.
Рин думала о Тикани, о возвращении домой и старалась не размышлять о том, что отъезд отдает душком поражения.
Бо́льшую часть пути они с Катаем ехали молча. Говорить было особо не о чем. К четвертому дню они уже обсудили, сколько у них солдат и запасов и как подготовить в Тикани армию, способную сражаться с Западом. Все остальное сейчас было пустой болтовней.
О Венке они не разговаривали. Пытались, но слова не шли, вместо этого устанавливалась тяжелая, заряженная упреками тишина. Катай считал, что смерть Венки сняла с Рин бремя страха. Рин по-прежнему была убеждена, что именно Венка доносила Нэчже, но все остальные варианты тоже не стоило отбрасывать. Не только Венка имела доступ к информации, за которой охотился Нэчжа. Некоторые старшие офицеры легко могли бы передавать Республике нужные сведения во время похода. После смерти Венки письма больше не приходили, но, возможно, лишь потому, что Рин и Катай покинули Арлонг. В памяти Рин Венка осталась и другом, и предательницей одновременно.
Рин не хотела знать правду. Даже задумываться об этом не хотела. Просто не могла долго размышлять о Венке, потому что тогда в ее грудь словно впивались невидимые ножи, а легкие горели, как под водой. Смущенное, укоризненное лицо Венки постоянно появлялось в ее мыслях, но если Рин не прогоняла видение, то начинала тонуть, и оставался единственный способ избавиться от этого чувства – что-нибудь сжечь.
Было куда проще сосредоточиться на ярости. Несмотря на горе и смятение, Рин не могла избавиться от мысли, что война еще не закончилась. Гесперия желает ей смерти, Гесперия придет за ней.
Рин больше не мечтала убить Нэчжу. Теперь это желание казалось ей мелочным, и мысль о его изуродованном теле не приносила удовольствия. У нее был шанс, и она им не воспользовалась.
Нет, Нэчжа ей не враг, просто марионетка гесперианцев, одна из многих. Теперь Рин понимала, что война не гражданская, а мировая. И если она хочет мира, подлинного и долгого мира, то должна покорить Запад.
За две недели путешествия дорога в Тикани превратилась в мозаику человеческих страданий.
А чего она ожидала, отправившись на юг? Уж точно не радостных криков освобожденного народа, она не была настолько наивна. Рин понимала, что взвалила на себя ответственность за разрушенную страну, изуродованную многолетними войнами. Понимала, что придется разбираться с потерявшими кров людьми, с неурожаем, голодом и бандитизмом, но загоняла все эти задачи в глубь разума, считая самой насущной проблемой неминуемое нападение гесперианцев.