— Да, вы долго жили там. Ассистент профессора Бакова И. А. Кленов покинул Россию в 1913 году. Профессор Кленов, живший сорок лет в Америке под именем Вонелька…
Профессор кивнул:
— Я вел чужую жизнь, чтобы скрыть тайну.
— Так. Профессор Кленов, он же Вонельк, вернулся на родину только через сорок лет. Открыв властям свое имя, он стал гражданином СССР, отказавшись от принятого перед тем британского подданства.
— У меня не было выхода. Американца Вонелька никогда не выпустили бы из Америки. Он слишком много знал…
— И в том числе много того, что навеяно было окружавшей его средой, газетами, которые он читал. Став советским ученым Кленовым, вы все же рассуждали, как профессор Вонельк, у которого в Америке было только одно средство борьбы — демонстративный уход из Корнельского университета и молчание.
— Поймите, товарищ министр, — неуклюже горбясь, поднялся Кленов. — Даже здесь, в Москве, я оставался во власти Вельта.
Сергеев недоуменно поднял седые брови.
Кленов продолжал:
— В руках Вельта страшное средство… Он мог бы зажечь воздух. И только я удерживал его от этого, я удерживал его своим знанием тайны сверхаккумулятора. Фауст кровью подписал условия… Мефистофель выполнял их. Вельт — сатана, и он так же честно выполнял условия, которые поставил мне на «Куин Мэри». Он настиг меня на лайнере, когда я был уже британским подданным и покидал Америку навсегда.
— Какие же это были условия?
— Он предупредил меня, что едва узнает о появлении в СССР сверхаккумуляторов, сочтет это открытием тайны и тогда…
— Что тогда?
— Он выпустит из лаборатории огненное облако, он превратит его в пылающую стену, которую двинет на континент… Нет, мне даже трудно, осмелюсь вас заверить, повторить все, что он сказал.
— И вы боялись этого?
— Я боялся даже газетного объявления о диссертации Садовской, где упоминались сверхпроводимость и аккумулирование энергии. Я рад был, что печать поместила мое опровержение этих идей. Вельт видел, что я соблюдаю тайну.
— И полагаясь на его слово, вы готовы были…
— Ах, не повторяйте, Василий Климентьевич… Я уже объявил себя преступником и умоляю, заключите меня скорее под стражу, за решетку, а если возможно, расстреляйте…
— И полагаясь на его слово, вы трепетали перед неизбежным повторением вашего открытия?
— Ах, почтеннейший, оно уже никогда больше не повторится… Говорят, слепые видят вспышку атомного взрыва. Я увидел. Оно не повторится, потому что его не надо будет повторять. Последним своим деянием я открою тайну миру, Родине, вам…
— Прежде позвольте мне открыть вам, как держал свое слово Вельт, пленником которого вы оказались на протяжении всей вашей трудной жизни.
— М-да!.. Не расслышал или не понял?
Министр нажал кнопку. В дверях показался секретарь.
— Федор Степанович, своим первым поручением…
— Есть, товарищ уполномоченный правительства! — С этими словами секретарь вошел в комнату и положил на стол кассету.
— Все, Федор Степанович.
Секретарь вышел.
Министр пододвинул к себе стоявший на столе магнитофон и вставил туда ленту. Несколько секунд слышалось шипение.
«Хэлло, мистер Вельт!» — раздался голос Ганса.
Кленов вздрогнул и насторожился.
«Хэлло, Ганс? Проклятье! Что за шутки? Почему вы на «Голштинии»?»
«Вы лучше спросите, биг-боос, почему я не в аду».
«Но, но! Что это за тон? У меня не слишком много времени для вас!»
Министр остановил прибор.
— Что это такое? — приглушенно спросил Кленов.
— Это разговор небезызвестного вам мистера Вельта с Тихим океаном. Сущность того, что я хотел вам сказать, вы поймете из дальнейшего. Методом интерференции перекрестных волн удалось записать этот разговор, хотя он и велся на направленной волне.
— Да-да, я знаю этот метод. Я сам принимал участие в его разработке.
— Это ваш метод, профессор Кленов. Теперь слушайте дальше.
Сергеев снова включил прибор.
Кленов слушал напряженно и внимательно. Временами он вскакивал, ерошил волосы. К концу притих.
«Мне не до родительских нежностей!» — грубо сказал Вельт.
Прибор умолк.
Кленов торжественно поднялся. Министр наблюдал за ним.
— Это открытие ирландца Лиама, ассистента профессора Холмстеда. Лиам, Вельт и я — мы все были его ассистентами. Это отец Мод.
— Мод?
— Это единственная женщина, которую я любил и…
— Так.
— И убил!
Сергеев взглянул на Кленова, но ничего не сказал. Профессор перестал замечать министра, поник головой и задумался. Он взял со стола Василия Климентьевича изящную тонкую ручку из слоновой кости, повертел ее в руках, сломал на несколько частей и положил в карман.
Василий Климентьевич внимательно наблюдал за ним.
— Но ведь профессор Бернштейн — ученый! — наконец проговорил он, вскидывая на министра глаза. — Как он мог решиться на это? Как он мог упустить из виду, чем грозит его поступок всему живому на Земле!
— Как ни странным это кажется, но разобраться в этом можно. Видимо, профессор в силу каких-либо причин находился в состоянии аффекта.
Кленов смущенно затеребил бороду и искоса посмотрел на министра. Тот продолжал: