Пылкая дикарка. Часть первая

Когда еда была готова, на кухню зашел негр, который должен был отнести ее гостям. После окончания трапезы сюда приходила соседка, чтобы помыть посуду. Мадам пригласила Коко к себе в спальню. Там она из шкафа вынула отрез голубой домотканой хлопчатобумажной ткани.

— Нужно сшить тебе платье. Ты умеешь обращаться с иголкой?

Коко утвердительно кивнула:

— Я всегда после смерти мамы шила себе одежду, кто же сделал бы это за меня?

Мадам засомневалась, вспомнив, в каком разорванном платье доставили сюда Коко два полицейских после того, как сообщили ей о смерти отца.

— Тебе придется вечерами заниматься шитьем для себя. Ты знаешь, наш салун посещают грубые, неотесанные мужики. Так что покрепче запирай кухню, когда ложишься спать. После закрытия салуна сюда может прийти Жак, у него есть свой ключ.

— Я никого не боюсь, — сказала, улыбаясь, Коко.

— А нужно, — строго упрекнула ее мадам.

Только раз Коко протянула руку под одеялом к ножу. Это случилось однажды ночью, когда Жак разбудил ее, неуклюже открыв ключом дверь. Он прошел, ковыляя, по кухне и в эту минуту был похож на ее отца, когда тот выпивал слишком много виски. Коко лежала тихо, ожидая, когда хозяин таверны запрет за собой дверь своей спальни.

Но он остановился возле ее тюфяка. Она слышала его дыхание, чувствовала, как он уставился на нее сверху. Тогда она, просунув руку под одеяло, нащупала рукоятку ножа. Ей показалось, что он стоял довольно долго. Потом Жак, громко рыгнув, спотыкаясь, вышел из кухни и направился к двери спальни, в которой они спали вместе с мадам. Коко с облегчением вздохнула.

Наконец наступил тот день, прихода которого она ожидала с таким нетерпением. Иван приехал в большой спешке в закрытой карете, чтобы ее увезти.

— Я нашел одну чудесную католическую семью в Тибодо, они предоставят ей кров, — сказал он мадам.

Мадам, забрав у Коко фартук, послала ее за небольшой коробкой, в которую она сложила свое новое платье и юбку. Когда Коко вернулась, она смахнула фартуком слезы, поцеловала ее.

— Я буду скучать по тебе, Коко.

Жак, взяв ее руку в свою ручищу, пожелал ей всего наилучшего. Коко поблагодарила их, но была слишком возбуждена и не могла притворяться. Она была вне себя от радости, что уезжает. Наконец-то она вступала в мир Ивана!

— Мне нужно попрощаться с месье Вейлем, — сказала она Ивану, когда он подсаживал ее в карету.

— У нас для этого нет времени.

— Но у него хранится мой браслет!

— Я куплю тебе другой. Мы должны успеть на пароход!

— На пароход! — с восторгом произнесла она.

— Мы едем в Новый Орлеан.

— Новый Орлеан! — Она была на грани паники — у нее перехватило дыхание. Так далеко? Ехать в совершенно незнакомое ей место? Туда, откуда бежали ее мать со своими соплеменниками и где ее не ждет благожелательный прием? Разве может она ради этого покинуть свои болота?

Из-за охватившего ее отчаяния она позволила себя подтолкнуть в карету. Иван, приказав кучеру гнать вовсю, прыгнул на подножку, потом сел рядом с ней, плотно закрыв дверцу.

Она с сожалением поняла, что ей уже не вернуть свое сокровище.

Как только карета тронулась, Иван, обняв ее, принялся страстно ее целовать.

Постепенно теплота его торопливых губ разогрела кровь, и это доставляло громадное удовольствие. Руки его ласкали ее. Ее тело знало, что ему нужно. "Значит, вот как это происходит", — думала она с удивлением и, подняв руки, погрузила пальцы в его шевелюру. Она была готова ехать с ним куда угодно, — даже в Новый Орлеан.

Иван начал расстегивать ее платье. Коко часто задышала:

— О, нет, не нужно, прошу тебя!

— Я купил тебе кое-что более удобное для путешествия, — шептал он, оголяя ее плечи. — Ничего, дорогая, не бойся, никто тебя не увидит.

Она, успокоившись, помогла ему снять с себя платье. Потом через голову надела темный дорожный костюм. Карета громыхала по изъезженной дороге. Руки у него были мягкие, ласковые, и они с помощью какого-то колдовства тут же воспламеняли ее в тех местах, до которых он прикасался. Когда она наконец облачилась в костюм, он снова осыпал ее поцелуями.

Когда они доехали до небольшой деревни на ручье Лафурш, щеки у нее горели от его поцелуев, и Коко чувствовала себя словно во сне от нахлынувшей на нее будоражущей чувствительности. Он протянул ей шляпу с темной вуалью.

— Ты ведь должна теперь носить траур, не так ли?

Она кивнула и позволила ему так прикрепить вуаль, чтобы она полностью скрывала ее лицо.

Кучер подвез их к такому большому дому, что она в удивлении не моргая уставилась на него. Этот подвергавшийся не раз ударам стихии дом поразил ее, она прежде ничего подобного не видела — окна громоздились над окнами, одна галерея возвышалась над другой.

— Ты здесь живешь? — спросила она, широко раскрыв глаза.

— Нет, — ответил он с улыбкой. — Это пансион, я снял в нем для нас комнаты, здесь мы можем подождать прихода парохода. Он прибудет завтра.