Пылкая дикарка. Часть вторая

— Новая постоялица отлично выглядит и путешествует в сопровождении горничной. Было бы очень приятно при малейшей возможности поговорить с ней.

— Несомненно, — сухо ответила мадам, — но в таком положении я бы не стала рисковать малейшим неприличием. Лишь только беспросветная нужда заставила мадемуазель Клодетт с сестрой позволить этой женщине здесь остановиться, даже если к этому их принудили собственные слуги. Как жаль, что месье Жардэну не удалось уговорить своих друзей предоставить нам у них приют.

Они еще немного посплетничали. Мадам рассказала Орелии, о том, как белые "устраиваются" со своими любовницами-октаронками, и предсказала, что репутация пансиона быстро пойдет насмарку, если всем станет известно, что хозяйка позволила остановиться у себя октаронке и еще берет с нее плату.

— Если бы она хотела проявить благотворительность, то предоставила бы ей комнату слуги, и дело с концом! Но брать плату с этих женщин! Уважающие себя леди могут лишь с отвращением относиться к таким, как эти двое. Может, это происходит от того, что зачастую такие женщины очень красивы. Ты не заметила, была ли у нее на голове накидка, когда она приехала?

— Нет, мадам, на ней была шляпка. Причем очень модная.

— Ты должна быть крайне скромной, дорогая, во всем, что делаешь. Мы не получили никаких известий от мадам Пуатевэн с того времени, как молодой Чарлз уехал в Париж. Уверена, что его туда отправили, чтобы уберечь от твоих чар.

— Конечно, нет, мадам, — возразила Орелия. Пытаясь солгать, она густо покраснела. Но не из-за мыслей о Чарлзе. Она, замирая от удовольствия, вспомнила поцелуй Алекса Арчера. Как не похож был на него отпрыск мадам Пуатевэн!

Клео с кривой усмешкой пыталась привыкнуть к более чем скромным удобствам выделенной ей в пансионе комнаты, убеждая себя, что ей еще повезло. В "глубинке" мало гостиниц, а в тех, которые были, ни в одной, вероятно, ее бы не приняли. Ее утверждению, что она не африканка, не верили, кроме слуг мадемуазель де Авиньон, которые сразу сумели отличить ее цвет кожи от своего собственного.

Комната была чистой. Покрашенные известью стены, вероятно, были сбиты из досок кипарисового дерева с неочищенным мхом и грязью. Дома такой же конструкции она видела повсюду здесь, на ручье. Сюда не проникал жар с соседней кухни. В комнате стояла единственная кровать с матрацем, набитым мхом и брошенного на перевязанные крест-накрест веревки, — эта картина была ей знакома с детства. Кроме того, там был еще стол и два стула. На стене она увидела деревянные колышки для развешивания одежды.

"Чего же еще требовать? Во всяком случае, — напомнила она себе, — здесь было так же хорошо, как и в доме ее отца, там, на острове Наварро, где они были с матерью". Она могла навести справки о Мишеле Жардэне, опросив слуг. Они всегда знали, кто гостит в городе, и чем он занимался, если, конечно, она заплатит за информацию.

Позже она собиралась посетить индейскую деревню, чтобы узнать, помнит ли там кто-нибудь еще о ее матери. Ей очень хотелось убедиться, узнает ли месье Вейль, которому она поручила хранение золотых подарков Кроули, или хозяин таверны, жена которого подружилась с ней восемнадцать лет тому назад, в этой расфранченной женщине из Нового Орлеана, путешествующей в компании собственной горничной, ту девушку, которая когда-то ставила капканы на болоте и шестом гоняла свою пирогу.

Она пожала плечами. Это двухдневное путешествие вызвало у нее странное, ностальгическое настроение. Нет, ностальгию она почувствовала прежде, когда не увидела среди сироток своей Орелии.

Эстер, вернувшись с кухни с подносами с едой, сообщила, что в пансион прибыли другие гости из Нового Орлеана и среди них один молодой человек.

— Но это не месье Жардэн. Он адвокат, у него здесь своя контора.

— Ну а кто же другие гости?

— Две женщины, одна из них молодая. Они ездят по балам, и иногда их посещают здесь молодые люди.

— Мать с дочерью?

— Не знаю. Их горничная — ее зовут Жульенна, — не отличается таким дружелюбием, как остальные слуги. Она вообще все время в основном молчит. Слуги говорят, что старшая очень строга.

— Мне хотелось бы повидать девушку, — сказала Клео.

Подумав, Эстер сказала:

— Хорошо, я расскажу Жульенне о гнездышке этой колибри там, за кухней. Оно находится в кусте жасмина и расположено так низко, что просто диву даешься, как это их кошка до сих пор не расправилась с ее младенцами… — Клео улыбнулась.

Она не придала особого значения словам Эстер. Но когда на следующий день, после позднего завтрака, она выглянула в окно, ей стало так плохо, что она зашаталась, пытаясь ухватиться за стул, чтобы не упасть. Она хотела ущипнуть себя, чтобы убедиться, что не спит. Она увидела перед собой высокую девушку с миндалевидными глазами, которая присматривала за малышами-сиротками в монастыре. Эта девушка, уверяла себя Клео, была ее Орелией!