Пылкая дикарка. Книга 2

Элизабет Кроули так и не смогла уснуть в эту ночь. После ухода Алекса с Нанетт приключилась истерика, и ей пришлось дать большую дозу опиума, чтобы привести в чувство. Но не из-за этого не могла сомкнуть глаз Элизабет. Ее мысли уносились в прошлое, к тому времени, к которому относился рассказ Алекса об аресте работавшей у Мейзи женщины-пекаря за вооруженное нападение на покупательницу. Она помнила этот инцидент. Они только что вернулись в Мэнс на летний сезон, вспоминала она, когда Иван вдруг заявил о своем немедленном возвращении в город, чтобы уладить это дело, заплатить штраф за рабыню Мейзи, Берту, и освободить ее из тюрьмы. Она резко возражала.

Ивана постоянно вызывали в пекарню Мейзи, чтобы уладить какие-то постоянно возникавшие там проблемы. Кроме того, в тот год у него было очень много дел в городе, и он часто отказывался под предлогом важных встреч ехать с ней развлекаться, когда она получала приглашение. Очень часто они выезжали в свет без него втроем, она, Амос и Джейн.

Его инвестиции приносили большой доход, но разве не могло быть какой-нибудь иной причины для оправдания его бесконечных отлучек? Может, у него была другая женщина? Одна из чернокожих, там, в лавке Мейзи? От охватившего ее гнева она почувствовала острые колики в животе. Это произошло семнадцать или восемнадцать лет назад. Эта девушка, которую опекает Мари Дюкло, сопровождает ее в храм и во время посещений лучших домов, могла родиться именно тогда.

Действительно, представительница католической ветви Кроули! Майкл Жардэн мудро поступил, заручившись в этом деле поддержкой Мари Дюкло. Но что она получала от этого? Только благодаря своей фамилии, с помощью неотразимых чар своей подопечной, она запросто могла ввести ее в дома всех богатых нуворишей, — сахарных плантаторов в Террбоне, — по крайней мере, в те, где имелся совершеннолетний сын, не производивший особого впечатления на окружающих.

Она не разрешала девушке принимать все приглашения подряд, продолжая эту смешную показуху с трауром по Ивану, что, конечно, было весьма хитрым ходом с ее стороны. Элизабет всегда точно знала, какие из ее соседей приглашали Мари Дюкло с ее подопечной на утренний кофе или на небольшие вечеринки. Все они в один голос называли эту девушку "милой и очаровательной". Хотя они с ней не обсуждали эту щекотливую тему, но за ее спиной, насколько было известно Элизабет, они все время злословили: кто же могла быть эта женщина знатного происхождения, которая, как утверждал Майкл Жардэн, была любовницей Ивана.

Эти креолки, стремящиеся наложить свою жадную руку на часть имения Ивана, встретили в ней равную себе. Майкл Жардэн, вероятно, намеревался жениться на ней, если только удастся отторгнуть часть наследства Ивана — богатое приданое, — и обещал Мари Дюкло какое-то денежное вознаграждение, — в этом она была уверена. Может, у нее и было знатное имя, открывающее перед ней многие двери, но ей, Элизабет, самой не хватало денег.

Оставшись вдовой, Элизабет уже не могла принимать приглашения на вечера с танцами и музыкой, но вполне могла распространить собственную версию происхождения этой девушки за чашкой кофе, как в своем доме, так и приятельниц. Ей, конечно, поверят. Она лежала с открытыми глазами до тех пор, когда началось обычное утреннее щебетанье птиц. Все это время она разрабатывала свою легенду.

Беспокойно ворочаясь в постели, она думала об Алексе и была вынуждена признать, что, потеряв самообладание, нанесла ему оскорбление. Теперь ей предстояло снова наводить мосты, каким-то образом восстанавливать прежние отношения между ним и Нанетт. Она планировала этот брак так давно, что просто безрассудно позволить ему сгореть в пламени жаркой ссоры. Нанетт, эта дурочка, напрасно подслушивала у двери. Если бы она знала, что Нанетт там, то скорее всего не дала бы волю языку.

Но что ему сказала Нанетт? — хотелось бы ей знать. Завтра она выбьет правду из дочери. Она не была лгуньей, но вполне могла приврать, чтобы выставить себя в лучшем свете. Элизабет хотелось знать, насколько велик причиненный ею ущерб.

Но "завтра" уже наступило, осознала она. Бесполезно продолжать злиться, ведь она еще не спала ни минуты.

В следующий уик-энд Орелия выехала на свой первый бал. Приглашение поступило от тетушки Чарлза Пуатевэна, плантации которой и дом были расположены на Камышином ручье. Платье Орелии, выдержанное в полутрауре, что, по словам мадам Дюкло, было обязательно для девушек в ее положении, — было сшито из серого шелка, который при падающем на него свете приобретал голубоватый оттенок. Воротник и рукава на запястьях были отделаны мелкими кружевами кремового цвета. Такой скромный фасон выбрала сама мадам Дюкло, которая считала, что консервативные линии такого наряда лишь подчеркивали экзотическую сторону красоты Орелии.

Мишель заехал за ними в карете. Глаза у него загорелись, когда он увидел спускавшуюся по лестнице Орелию.

— Дорогая, вы просто очаровательны! — воскликнул он.

— Благодарю вас, месье, — ответила она, протянув ему свою руку.