Пыльная корона

Но пока он хвалил ее за смиренное ожидание, Надя вспоминала, как она сходит с ума во время его внезапных исчезновений. И как по внутренним обледенелым сердечным стенкам ядовито стекают все те отчаянные женские глупые вопросы, за которые — расстрел. То есть уход Санни навсегда! Наденька давала себе воображаемый орден за мужество и стоицизм. Она ни разу не дала слабину, и этот странный мужчина с природным знанием мира людей и вещей, манией хирургического порядка и сдержанно агрессивной внешностью так и не поведал ей, почему нельзя просто предупредить о своей отлучке, не называя явок и имен. А можно даже и называя: дескать, завтра, Надюш, схожу налево, уж прости меня, грешника, а послезавтра буду как штык у тебя! Определенность и стабильность — вот что нужно женщине, и Наденька в этом смысле не была исключением. Что же касается широты ее взглядов на мелкие измены — так все любовь проклятая ее раскрутила. Раньше она и подумать не могла о таких вольностях для своего дворянства! Но, находясь рядом с Санни, она чувствовала себя гипнотически защищенной — небывалая для нее щенячья роскошь! Что-то было в нем невыразимо приятное. В его сильных обнимающих прикосновениях, которые умиротворяли ее, жесткую дамочку, что пилкой для ногтей вспорет рыбные консервы… В присутствии Санни возвращался давно утраченный кайф жизни и притихали все демоны Наденькиной жизни. Даже изнурительные споры с поставщиками иссякали быстро и по-деловому, даже бухгалтерская шелуха из вечно недостающих квитанций и накладных волшебным образом упорядочивалась, а утомительная тетка — старшая по подъезду, укутанная Санниным обаянием, прекращала трезвонить в дверь, требуя взноса за неведомый здравому смыслу бордюр. Но что вся эта серая текучка в сравнении с тем, что Санни сумел защитить даже от Руфки-пьяницы, проклятия долгих-долгих лет…

Это была очень долгая и очень странная история. Добрейший Валерий Михалыч женился на алкоголичке из дипломатического семейства. А надо заметить, что корыстные брачные мотивы — совершенно не его репертуар. Да и в браке этом он поимел одни проблемы. Темная история. В общем, пропитые мозги, звериная ревность… По молодости Наденька пыталась все всем объяснить — даже таким ревущим мегерам, как Руфина. Объяснить, что никаких видов на ее мужа у нее, маленькой, коленчато-узловатой и мучительно ненавидящей свою фигуру студентки, нет и быть не может. Просто он помог ей, как никто в этом мире не помогал — ни до, ни после. Но именно это и взбесило его супругу, что уже начала свой неистовый роман с алкоголем. Руфа узнала о кампании по защите какой-то там Надежды Особовой — и приперлась в институт рассмотреть старлетку ревнивым глазом. Так они неожиданно и парадоксально подружились. Наденька, посчитав себя обязанной не только Валерию Михалычу, но и автоматически его супруге, взвалила на себя Руфину адреналиновую тоску. Они стали вместе ходить по бульварам, пить чудные напитки вроде розового шампанского и разговаривать о смысле всего сущего на земле. Руфа уже тогда могла удариться в буйство, но была еще далеко не спившаяся, умная и даже беззащитная. Особенно в те моменты, когда ее, уже опьяневшую и стремительно теряющую управление над своими бесами, оскорбляли мужчины. Она могла подойди к кому-нибудь на улице и попросить станцевать с ней румбу. Просто чтобы показать несмышленой Наденьке — ведь та понятия не имеет, что такое истинный латиноамериканский шик.

Была в Руфе одна особенность — она никогда не танцевала трезвая. Никогда. Положим, невеликая тайна — она ж не балерина, а народная Терпсихора ударяет лишь в остограммившийся габитус. Но Руфино табу было чересчур строгим. Или это была часть той изнурительной нелюбви к себе, от которой мы так страдаем, возвращаясь из праздничной туфельки в пыльный башмак жизни?

Надя ужасно стеснялась своей новой подруги, а мужчины порой посылали танцовщицу куда подальше… Но, напившись, Руфина Евгеньевна могла и ответить обидчику, причем рукоприкладно. Доставалось порой и наперснице — ведь самыми виноватыми у безумцев оказываются именно близкие. Хотя почему только у безумцев — всегда и у всех…

Однажды Руфа со всей дури заехала Надежде по правой груди, которая с тех пор временами ныла и отекала. Так Надежда начала понимать, что всякие отношения между людьми не только радость, но и бремя. Доля радости скоротечна, а бремя навсегда.