— Видимо, ее недавно открывали, — обескураженно признала барышня. Тайник был пуст. На дне лишь лежала записка, в которой значилось: «Боевая ничья».
— Как интересно! — восторгнулась барышня, которую, похоже, совершенно не огорчило отсутствие сокровищ.
Наденька же чувствовала себя оскорбленной — попрали ее святыню!
— Лучше бы мы ничего не открывали!
Она почувствовала, как ее взяли за руку. Такой дерзкий в своей простоте и забытый жест. Столичные штучки давно так не успокаивают, предпочитая бесконтактное словоизвержение. Рука у барышни была узкая — и не холодная ледышка, как обычно у озябших, а блаженно прохладная. Как у Санни. И манеры тоже по-хорошему провинциальные.
Вот говорила Наденьке ее любимая тетка, прозорливая насмешница: «Ты, Надюха, всегда знаешь, где денежка лежит. Но не всегда можешь ее взять. Потому что ручка у тебя толстая — не везде пролезет…»
И ласково, и жестко. И правда! Возвращались, словно две подружки. «Если у меня ручка толстая, надо найти того, у кого ручка тонкая. И кажется, я нашла…» — так рассудила Надежда Особова, спасаясь от душевной смуты подобием логики. Она никогда не пускала чужаков в свою драгоценную машину, а тут пустила. Ползли в пробке. Надя рассеянно слушала переплетения историй с сокровищами. Про картину «Черный шахматист». Про то, почему корона пыльная и что вообще это за история. И про то, что очень скоро работы этого художника очень вырастут в цене. Наденька уже примерно понимала, в каком месте эта история пахнет деньгами. Не совсем в художнике, конечно, дело… Она понемногу успокаивалась. Ее спутница все пыталась вызвать в Надиной памяти все, что она знает о своем «предке». Кормила какими-то легендами о призраке Черного шахматиста. То ли это душа скульптора не находила покоя, то ли его партнера по шахматам, художникова отца… Потом в руки Наденьке приплыли истории про дом, который продается и который, в сущности, может быть ее домом — раз уж она вживается в роль наследницы… А в доме том призрак, с которым надо играть в шахматы, и дом выставлен на продажу вдовой хозяина. Сущие копейки для престижного загородного направления… Запутано, конечно, но не смертельно. Итак, художник умер. Осталась его вдова. Потомки скульптора за границей. Призрак, назревающая европейская известность, культурное наследие и… наследство. Пазл пока не складывался, но на горизонте уже мерцала знатная авантюра.
Отпечатки пальцев на кукольном домике
Вся жизнь — битва. С одной стороны — серость и продажность, они хапают и злобствуют. С другой стороны — добрые силы с иероглифом недеяния под мышкой. Они могут зарубить нечисть одним взмахом самурайского меча, но используют его крайне редко. Не по слабости, а из страха задеть невинных. Много таких по неведению застряло по ту сторону баррикад…
Я больше не люблю тебя, у меня есть другой. Я о нем писала. Умный и веселый мерзавец. С его легкой руки я начала безответно писать тебе. Он был прав — постепенно тебя вытеснила моя демонстративная личность. Мне стало важнее,
Сейчас-то мне есть что рассказать, и не только о библиотеках… Может, скоро мы с Дэном учредим