Пыльная зима

Запущена была фонограмма, но на этот раз без голоса. Неделин долго впустую пританцовывал у микрофона, пока не сообразил, что произошло.

Пришлось запеть живьем.

Мало этого, в середине песни фонограмма оборвалась, публика шумно возмутилась. Музыкантам срочно пришлось подключать инструменты. Подключили, заиграли, но вразнобой, мимо ритма, а часто и мимо нот, зал хохотал, негодуя. Но мало этого; взяв микрофон в руку, Неделин хотел пройтись вдоль сцены, и вдруг под ним обломились доски, он провалился, едва успев зацепиться руками, уронив микрофон. Он вылез, исцарапанный, в разорванной одежде. Зал весь был свистом, но это, пожалуй, уже был не свист гнева, а свист травли, многие зрители получали удовольствие от незапланированного зрелища не меньше, чем от концерта.

Конферансье вынес гитару.

– Скотина, – сказал ему Неделин.

– А я при чем? – удивился Барзевский. – Технические накладки! Давай спасай положение. То же самое спой. Они наслышаны, они ждут.

Публика, видимо, действительно была наслышана – все умолкли, приготовились, готовые простить.

Неделин ударил по струнам – в усилителях задребезжало что-то несуразное. Гитара была расстроена, а настраивать Неделин, понятное дело, не умел.

Выбежал Барзевский с другой гитарой.

– Шутки кончились! – объявил он в микрофон. – Прошу!

Неделин взял гитару, осторожно провел по струнам, глянул на мстительное лицо Барзевского и запел:

Я сегодня немного,
немного совсем,
очень мало…

– Это подло, Барзевский! – сказала Лена после концерта. – Это свинство!

– Я прекращаю концерты, – сказал Неделин. – Я заболел. Могу я заболеть?

– А неустойка?

– Кому?

– Мне.

– Обойдешься, – сказала Лена. – И пошел вон, тебе сказали!

– Ладно, – сказал Барзевский. – Посмотрим.

Лена после его ухода долго и красиво стояла у окна, потом произнесла не оборачиваясь:

– Знаешь, если честно? Я впервые пожалела, что ты такой… Ты – человек, Владик. Ты талантливый. Почему ты скрывал, что сочиняешь такие песни?

– Да я, собственно…

– Больше ты не споешь ни одной попсятины. Я тебя уверяю: тебя назовут родоначальником русского интеллектуального рока. А на Барзевского плюй.

И она увезла Неделина из Саратова, Барзевский же в качестве неустойки выговорил себе право еще полгода использовать имя Субтеева, для этого случая он давно уже держал в группе музыкального сопровождения парня, очень похожего на Субтеева. Парень, слегка для сцены подгримированный, успешно провел оставшиеся гастроли в Саратове, а потом концерты в Волгограде, Астрахани, Ставрополе, Тбилиси, Баку, Ереване, Батуми, Сухуми, Сочи, Ялте, Донецке, Кривом Роге, Кишиневе, Киеве, Курске, Минске, Вильнюсе, Риге, Таллине, Ленинграде, Петрозаводске, Мурманске, Архангельске, Ярославле, Нарьян-Маре, Свердловске, Магнитогорске, Ашхабаде, Душанбе, Ташкенте, Алма-Ате, Караганде, Омске, Томске, Новосибирске, Новокузнецке, Красноярске, Иркутске, Чите, Бодайбо, Якутске, Оймяконе, Магадане, Верхоянске, Анадыре, Хабаровске, Владивостоке, Петропавловске-Камчатском…

А Неделин, уезжая из Саратова, купил в поезде у проводницы местную газету «Коммунист», где прочел обличительную заметку: «ТОРЖЕСТВО ПОШЛОСТИ». «Многим залетным гастролерам, – говорилось в заметке, – видимо, невтерпеж показать “провинциалам”, насколько они их презирают. В Саратове продолжаются гастроли Субтеева, и эстрадное диво от концерта к концерту демонстрирует пошлые трюки на потребу той незрелой части зрителей, которая эти трюки радостно приветствует. Больно становится за певца, когда он демонстрирует неизвестно зачем мастерство клоуна-эксцентрика. И это тем более обидно, что В. Субтеев продемонстрировал, что может писать и исполнять неплохие песни, что, однако, тем более обязывает его более ответственно относиться к своему дарованию». Подписано было: А. Слаповский. «Шустрый парень, работает на всех фронтах, – подумал Неделин. – Колотильщик тот еще!»