Пыльная зима

Она говорит, а сама кладет перед ним газету, он ведь всегда ел с книгой или газетой. Неделин делает вид, что читает, но на самом деле читать давно уже не может, ничего не может читать в газете: ни агонизирующих передовиц, призывающих к укреплению партийных рядов (поскольку газета называется «Коммунист»), ни более или менее содержательную середку газеты, ни даже объявления и прочую мелочь на последней полосе. Все тревожит, бесит, раздражает, все сразу же, с места в карьер, заставляет скакать мысли, воспаляет мозги – а он этого не хочет. Ну вроде что такого, если скользнуть глазами по объявлению: «Утерянную лимитированную книжку (чеки с 489802 по 489825) арендного коллектива скреперистов УМ объединения “Агропромдорстрой” с остатком 31 860 руб. 80 коп. СЧИТАТЬ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ». В голове же Неделина все начинает колобродить, он злится на дикое слово «Агропромдорстрой», злится на то, что не понимает что такое УМ, он представляет, как доверенное лицо этого самого арендного коллектива, какой-нибудь хваткий деловой человек, отмечая удачную сделку, наклюкался в ресторане, по дороге домой падал и валялся – и потерял лимитированную книжку, и его теперь презирают товарищи, а может, и изгнали из арендного коллектива скреперистов, его ругает жена, его не уважают дети, он пьет с горя… а что такое скрепер, кстати? – что-то связанное с разрытием и перевозкой земли? – и возникает перед глазами картина какой-то стройки, рабочие возятся. В холоде и грязи, поскольку осень, тоска-то какая, но вот перерыв, зашли в будку погреться, выпить чаю, а то и водки, а водку нынче достать не так просто, некоторые наловчились гнать самогон и уверяют, что это даже лучше водки, а что, если тоже взять и сделать самогонный аппарат? – и цепляются, цепляются мысли и образы, лезут и лепятся, мучают, и хочешь отвлечься, думать о другом, и уже вроде получается, но как будто вдруг включают радио: «Утерянную лимитированную книжку…» – и все пошло-поехало заново.

И поневоле начнешь читать другое что-нибудь в газете – чтобы отвязаться от этой колобродицы.

А другое и того хлеще: «Объединение разнобытовых услуг “Эра” реализует траурные венки по РАЗЛИЧНЫМ И УМЕРЕННЫМ ЦЕНАМ. Обращаться по адресу…» и т. п. Здесь бесят слова «разнобытовых» – уродство какое! и «реализует» – применительно к венкам. Вспоминается объявление на саратовском похоронном бюро «Ритуал»: «Кафе “Сюрприз” организует поминальные обеды…» Мать вашу, люди, вы что? Если вы устраиваете поминальные обеды – спасибо, конечно! – вы уж переименуйте кафе-то, остолопы!.. Вспоминаются похороны матери Фуфачева… Вспоминаются похороны матери своей, к которой он после возвращения съездил-таки на могилку вместе с сестрой, сестра недавно пригласила на день рождения, пили, пели, ели, тоска, а больше всех ненавистен был бард, друг Георгия, который пел смешную песню, то есть он и голосом, и мимикой, и шустрым бряканьем гитары показывал, что песня жутко смешная, хотелось же плеснуть ему чем-нибудь прямо в его кривляющийся рот; сестра говорит – стал мрачным! Георгий сует книжку по аутотренингу – да пошли бы вы все!.. Гитару разве купить и играть себе вечерами, играть и играть…

К черту газету – сделал вид, что все просмотрел и не нашел ничего интересного. Отложил. Елена чай наливает и отрезает кусок яблочного пирога. Испекла, ждет похвалы. Прекрасный пирог. Радио долдонит о современной жизни: новости и проблемы. Чей-то елейный голос: «Сейчас всем нам нужно задуматься о возрождении культуры, о возрождении святынь. Недавно я был в заброшенной деревушке, осталось всего несколько семей. Но какая там сохранилась церковь! Если ее отреставрировать…» – и представляется деревушка на угорье, и речка там, и лес, но осень, слякоть, сгорбленная старуха выходит из дома с ведром, бредет к колодезю, опускает ведро на «журавле», достает, перебирая сухими руками. Господи, отчего так тошно-то? Выключить радио.