Землистые нити, что вились от их сердец, не парили в воздухе, как у живых. Лежили безжизненными лентами они на земле.
Уворачиваясь от цепких когтей девки-упырихи, я упала на землю, проехалась спиной по грязи и, схватившись за нить, резанула ее ножом. Тварь задрала голову, взвыла, будто посылая зов о помощи своему хозяину, и упала.
Следующую нить ухватила, дернула — упырь едва на меня не завалился — да откатилась в сторону вовремя. Вскочив на колени, и его нить резанула.
Вдруг тихо стало.
Будто во сне, сквозь дождь видела, как Осьмуша снова человек, Зоран с посохом быстро оглядывается. Я сама на коленях возле убитого упыря стою.
Минуты всего, а, кажется, вечность прожили.
Издали мы заметили, как суетится люд у городских стен. Укрепить перед битвой — нелегкое дело.
Единственная уцелевшая крепость на юге Беларды — Грошов-град. Сюда воевода Всеволод направил чародеев.
«Ежели Грошов потеряем, то и вовсе гарнарцам волю дадим», — мрачно сказал Мстислав на том военном совете, куда я тайком пробралась.
Гарнарцы поганые, чтоб им пусто, тварям, было.
Не один город они сожгли, не один разграбили, а уж Грошов не получат. Про крепость эту много сказок ходило. Дивом дивным его считали по всей Беларде. Красотой он разве что с Трайтой и сравнится.
Стены Грошова крепче обычных — чарами защищены. Говорят, сама Вёльма- Огнёвица, тёзка моя именитая, коснулась их однажды и заклятие, от пламени ограждающее, сотворила.
Не знаю уж, волшба ли простой девки, искусность зодчих скельдианских иль время само сжалилось — только стены по сей день держатся. И гарнарское колдовство им не помеха.
Въезжали мы в ворота и сердце мое сжималось. Люд — рабочие, воины, крестьяне — изможденные, уставшие, в глазах страх и печаль.
Уже сколько дней держатся они, страдают от натиска могучей силы, которую и понять не могут. Мне, чародейке, и то боязно, а уж им…
Будь я на их месте, от страха бы померла. Днем к битве готовиться, ночью засыпать и слышать, как у стен упыри с умертвиями бродят. Голодать, каждый день, ждать помощи и на небо глядеть — вдруг прилетит сокол быстрый и принесет добрые вести.
На фоне серого неба мрачными виделись мне поблекшие маковки теремов грошовских, каменные дома горожан, полуразрушенные и разворованные. Размытые дождями улицы наполнились грязью и нечистотами. Еще немного и люди начнут умирать, гибнуть от болезней.
Нет, не выдержать Грошову, не выстоять без помощи.
На нас глядели по-разному — то удивленно, то гневно, то с усмешкой. Грошовцы от князя помощи ждали, дружины верной, витязей смелых. А прислали им кого — кучку чародеев с охраной да девку рыжую.
— Спаси нас боги, — вслух проговорила замотанная в грубую ткань старуха, прикладывая руки к груди.
Только на богов теперь грошовцам и надеяться, только от них помощи и ждать.
— Есть ли здесь войско какое, Бурислав?
Воевода покачал головой на вопрос Всеслава.
— А как же? Есть. Дружина Назара Хмелевича здесь стоит.
— Давно стоит?
— Да поди с три седмицы.
— Плохо это, Бурислав, плохо, — с горечью проговорил заклинатель. — Устали люди — ни сил, ни надежды у них нет.
— Так вы ж теперь с ними, Всеслав.
— Думаешь, поверят ли нам?
Не ответил воевода.
А по глазам горожан я прочитала — нет, не поверят. Ни за что не поверят.
Тревожный колокол ударил спустя час после рассвета. Гул его разнесся над замершим на ночь Грошовом.
Я, на ходу одевшись, выскочила на улицу.
Дом, куда нас поселили у самой стены стоял. Зоран, Осьмуша и Всеслав тотчас поднялись, а я припоздала.
Остановилась на миг, голову подняла.
— Гарнарцы идут! — крикнул дозорный на башне. — Гар…
Стрела с пестрым оперением вошла в его грудь и парень свалился на каменную лестницу стены.
Колокол бил все громче. Воины бежали на стены, разводили огонь под чанами со смолой, готовились к битве.
Я рванулась было за ними, чтоб своими глазами увидеть войско Ихмета. Да тут вдруг замерла и будто холодом меня обдало.
Громкий протяжный стон — как предсмертный крик — прозвучал над нами. Гарнарский рог пропел сигнал к битве. Возвестил нам о приближении гибели. И в воздухе запахло страхом, болью и кровью.
Миг я пыталась справиться со страхом, а после побежала на стену.
— Ушедшая, мать моя, помоги… Светлые боги…
Кому молиться уж и не знаю.
Припав к краю стены, я поглядела вдаль.
Боги…
Горло сдавило будто тисками. Ни слова, ни звука не могло вырваться наружу. Страх, дикий страх сковал меня всю разом.
До боли сжав каменные выступы ладонями, я замерла. Лишь слеза, одна-единственная, скатилась по щеке и исчезла.
Рать их огромна, бесчисленна. Глядишь до самого горизонта и нет конца-края темным всадникам в остроугольных шапках. Пыль вздымается клубами под копытами их коней. А ржание их и нетерпеливые удары о землю лишь говорят — и те готовы биться.
Проклятый гарнарский рог протрубил снова и снова. Каждая его песня сопровождалась дружным восклицанием воинов, их криками.
Всмотрелась я внимательней — средь темных воинов мелькали другие. Пешие, в длинных одеяниях и шкурах, с бубнами в руках. Обвешанные ярками полосками ткани, костями и оберегами. У иных на головах и вовсе черепа с рогами были.
Шаманы.