Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Всеслав, я, Зоран и Осьмуша заняли домик старосты.

Заклинатель еще ворчал по-стариковски, но все ж не злился на меня, ослушавшуюся приказа.

Отправляться из Прогалья было решено на рассвете третьего дня седмицы. Первые заморозки уже коснулись земли — вот-вот птаха крылья расправит и полетит над миром.

Вышла я из дома, зябко поежилась и плотнее запахнулась.

В небе еще светился бледнеющий полумесяц девицы-луны. Дольше она нынче песни возлюбленных своих слушает. Дразнится только — одним боком им показываясь.

У ворот стояли двое витязей, Арьяр, а с ними и Всеслав о чем-то говорил.

— Куда это ты собралась ни свет ни заря? — спросил заклинатель, сердито сведя брови. — Спала бы еще.

— Не спится мне, — ответила. — Пройтись хочу.

— Пойду с тобой, словом обмолвиться надобно.

— Дозвольте с вами? — спросил Арьяр.

— Отчего нет, — только и пожала плечами.

— Вести из Трайты с соколом прибыли, — без радости в голосе проговорил Всеслав, как со двора вышли.

— Невеселые видать?

— Куда уж веселее! Мстислава едва не убили.

— Как же так? — испугалась я. — Кто же?

Всеслав шел, опираясь на посох, и тяжело кряхтел. После последней битвы силы подвели старика. Он и раньше-то близок к ушедшей был, а теперь и подавно за руку ее держит.

— Родич его и пытался. Давно на трон метил.

— Какой родич?

Заклинатель удивленно взглянул на меня.

— Ростих Многоликий. Не знала что ль? Он младшим братом Мстиславу приходится. От незаконной связи рожден, оттого и не признан наследником.

Я замерла на месте.

Ростих — брат Мстислава… Ростих — наставник Ладимира, верный друг Велимира.

— Что же мне не сказал никто? — чужим свой голос показался. — Что же смолчали все?

— Уберечь тебя решил, вот и наказал молчать и Варваре, и Тишке-плуту да и Зорана попросил. Ежели на трон двое сесть хотят, всегда третий виноват. А на пути у Ростиха вставать — гиблое дело.

— Всеслав… — я невольно приложила руку к сердцу. Защемило что-то в груди, ох, как защемило. — Что ж ты наделал-то?

— Живой тебя оставил, вот что. А Ладимир — полюбовник твой — лишь ступенькой к трону был. Думаешь, зачем вдруг Ростиху новый сильный чародей нужен? Думаешь, рад он, что на его место молодой сесть захочет?

— Так как же…Война ведь.

— Война! Ни единого приказа Мстислава Ростих не выполнял, а тут — надумает что ли? Обманули вас всех, Вёльма, как детей наивных вокруг пальца обвели.

— Что с ним станет теперь? — тихо спросила я, глаз с хрустальной корочки на лужице, не сводя.

— Станется с него! — взмахнул рукой Всеслав. — И думать забудь. Нет Ладимира больше в Беларде. Мстислав здраво рассудил, что не след ему чародея даровитого терять из-за корысти своего братца сводного. Сняли чары с Ладимира твоего и с посольством в Феранию отправили — от глаз людских подальше.

— А Сияна что?

— А Сияну на восток, к родичам услали. Принцу ельнийскому в руке ее отказано было. Сказали будто больна княжна.

— Больна? — эхом я за ним повторяла, а слов и не понимала ни единого.

— Знамо, что за болячка, — брезгливо проговорил заклинатель. — Позор Мстиславу нужно прикрыть.

Заклинатель поглядел на небо.

— Ишь какие тучи набухли. Того и гляди снег упадет. Пойду, погреюсь перед дорогой — не дело старику за молодежью поспевать.

И ушел, постукивая посохом по подмерзшей дороге.

— Вёльма…, - хотел что-то Арьяр сказать.

— Не тронь меня, — в ответ велела.

И зашагала прочь. Быстро-быстро.

* * *

Отзвенела осень свою золотую песню и на смену ей явились хмарь и холод, чернота замерзшей от первого морозца грязи на дороге и небо — иней, что будто седина на висках.

Теперь уж люд в меха облачился. Не найдешь девки простоволосой, не увидишь парня в одной только рубахе. Того и гляди снег на землю упадет — перья птахи небесной. То летом она, сердечная, от солнца яркого хоронится. А уж зимой нечего бояться. Светило что ни день так не выходит, а коли и выйдет, так холод его свет придержит, не даст спалить нежные крылья птахи.

А та только и ждет зимы. Встанет с гнезда, встрепенется, взмахнет белыми крыльями и перья ее укроют всю землю, до самой весны, когда солнце прежнюю власть обретает.

Стояла я на мосту, глядела на реку, неспешно устремленную вдаль. На небо хмарное, что в водах ее отражено. Глядела и не было ни в душе, ни в мыслях моих ничего. Будто и не живу вовсе. Только тоска тягучая и долгая. Как та, что ушедшую мучила век напролет.

Заскрипели старые доски от шагов человеческих, а я и не обернулась, чтоб на незваного гостя глянуть. Кто бы ни был — все равно мне.

Ладимиром ведь не станет.

— Всеслав тебя найти велел, Вёльма. Уходим скоро.

— Знаю, — тихо ответила.

Арьяр — голос его из тысячи узнаю — ближе подошел, за спиной остановился.

— Идем, Вёльма, будет на воду смотреть и мерзнуть зазря.

— Минуту еще дай, — попросила я.

— Как скажешь. Рядом подождать позволишь?

Я только кивнула.

Арьяр постоял немного, а после вдруг взял и своей широкой ладонью мою накрыл. Отталкивать не стала.

— Нынче день Несвиры — первый зимний рассвет, — зачем-то сказала я вслух. — Скоро эта река льдом покроется и не видно ее станет глазам людским.