Пыльными дорогами. Путница (СИ)

— А ты что ж? — тут же спросила я у Арьяра. — И светлейших видал?

Мужчина усмехнулся и посмотрел на меня, как на наивного ребенка.

— Их уж поди три эпохи никто не видел. А что уши у них длинные, так это все знают.

И то правда! Опять я опростоволосилась и всю свою глупость показала. И перед кем? Перед ведуном, которого с детства преданиям грамоте учили. Сказывали в селении моем, что все они читать и писать с ранних лет приучены, что нет среди них дремучих и безграмотных.

А я-то что? Имя свое написать не смогу, не то что прочитать хоть слово. Ох, защити меня, Ларьян-батюшка, да разума дай.

Сенька пронзительно свистнул и двое молодцов в холщовых небеленых рубахах отворили тяжелые бревенчатые ворота.

— Ты, Арьяр, смотрю, диковинную добычу привел к нам, — засмеялся один, окинув меня взглядом. — И где только нашел такую? Как звать тебя, лисица?

Я невольно вздрогнула, откинула косу за плечо и вздернула кверху подбородок.

— И кто тебя только воспитывал? Где ж это видано, чтоб девице первой представляться?

Парни переглянулись с Арьяром, моим спутником, а после во весь голос расхохотались. Я нерешительно попятилась и густо-густо залилась пунцовой краской, ощущая на коже жар.

— Ишь ты, бедовая какая! — проговорил молодец, отсмеявшись. Видно, братец того, что имя моё спросил — уж больно похожи. — Наверное, набросилась на тебя и едва не искусала?

— Искусать не искусала, но ножом пырнуть собиралась, — отшутился Арьяр.

— И откуда ж такие девки берутся? Ни имени спросить, ни близко подойти.

Он посмотрел на меня и ехидно сощурился.

— А ты свое назови, а после уже меня спрашивай, — стояла на своем я, стараясь не расплакаться от растерянности.

— Ладно, хватит девку пугать, — проговорил Арьяр. — Знакомься, Вёльма, это Дар и Амельд. А это Вёльма. Она из Растопши в Трайту идет.

Амельд присвистнул и укоризненно покачал головой.

— Видать, неладное что случилось, раз тебя одну отпустили.

Ну вот! Опять! Далось же им мое треклятое «одна». Ну, одна и что ж с того? Разве мало девок в одиночку в города едут? Благородные только и знают, что разъезжать в своих расписных повозках, да женских седлах. А мне, значит, раз рожей не вышла, и по лесу пройтись нельзя?

— Что случилось, не твоего ума дело. Раз иду, значит, прок от того есть, — заявила я, начисто согнав с лица непрошенную краску.

— Ох, и норовистая же ты, Вёльма. Не повезет кому-то с женкой, — подбоченясь, усмехнулся голубоглазый Дар. — Да и имя у тебя чудное.

— Имя как имя. Меня в честь Вёльмы-Огневицы назвали. Слыхал о такой?

Он кивнул.

— А раз слыхал, так глупостей не спрашивай.

Арьяр молча наблюдал за нашей перепалкой и, знай себе, посмеивался. Наконец, надоело ему это. Взял он меня, готовую еще не того братьям наговорить, за локоть и вперед потянул.

— Идем. Хватит языком чесать.

Я неохотно подчинилась ему, бросив пару недобрых взглядов на братьев, посмеивающихся мне вслед. Ничего! Будут знать, какие девки еще бывают. Привыкли небось своими ведуньями помыкать да у печи держать их. Со мной не пройдет — не на ту напали.

Подлесье оказалось гораздо больше, чем я думала. Дома в селе стояли добротные, дубовые, бревнышко к бревнышку выложенные. А уж какие резные узоры на окнах да на дверях! Ни разу таких не видела. Искусные мастера, должно быть, работали. То цветы, то птицы и звери, вырезанные из тонких дощечек, на каждом доме красовались.

Стройные ряды жилищ от площади лучами расходились во всем стороны. Аккуратно огороженные дворы чистенькими и ухоженными были. У нас в Растопше, бывало, куда не зайдешь, кругом, то скарб какой, то клоки сена вокруг всего дома, а то и вовсе навоз конский то тут, то там виднеется. А здесь, в Подлесье, хозяева высоких оград не ставят — все видно. Чисто в дворах ведунов, как будто и не простой люд, а благородные живут.

— С характером ты девка, — обернулся на меня Арьяр. — Вон как Дара и Амельда приложила.

— А ты думал, смолчу?

— Думал, постесняешься. А тебе палец в рот не клади, по локоть откусишь.

— Тебе бы по плечо откусила, — ответила я.

Мой проводник только головой покачал.

— Вот и подумай, сама ты из Растопши ушла, или, выгнали за длинный язык.

— Сама ушла, — буркнула я, разглядывая ближний дом. На двери его вместо узоров был набит красный щит с белой поперечной полосой и головой змея. — А это что у вас? Никак здесь рыцарь живет?

Арьяр мельком взглянул в сторону моей вытянутой руки и кивнул.

— Сван здесь живет. Когда-то в дружине короля Ельнийского воевал, да теперь состарился и на родину подался.

Я хлопнула глазами, и рот от удивления открыла.

— И что же? Настоящий рыцарь? И знак имеет?

— И знак, и щит, и благословение, и право жить в землях ельнийских.

— И сюда вернулся? Обратно в Беларду? — не сдержала вопрос я и от удивления едва не кричала.

Да разве ж слыхано такое, чтоб из далекой Ельнии в Беларду возвращались? Из края, где земля густыми лесами покрыта, а синие воды, что сушу на части рвут, зимой льдом покрываются, из войска знаменитого и обратно к нам? Да и куда — в глушь лесную, в Подлесье. Ох, видать, умом этот Сван не блещет, раз решил податься в эти места.