– Ты не все знаешь, Сэм. Я всего не рассказывал. Не мог. Если бы следователь подключился к нейронам, в памяти всплыло бы все до деталей. К счастью, забытых. Или рассказывать самому и видеть его ухмылку.
– Но ты же сам, сам говорил, что так будет лучше! – воскликнул Кэмпбелл.
– Я так думал и… Прости, ошибся.
Чувствуя, как лицо заливается краской, Граув потер щеки ладонями. Простыня опять поползла вниз.
– Ладно. Не хотел тебя, Тим, расстраивать. Но сам психанул.
Сэм подошел и обхватил теплой рукой запястье. Изобразил ободряющую улыбку.
– Я скоро уеду, Сэм. Изоморфа депортируют, и все станет нормальным.
– Тьфу, после такой дозы ты не пройдешь предполетную проверку. Ни психологическую, ни физическую. Тебя никуда не выпустят, не то что на Дальние пределы.
– Пройду.
– С чего бы? Будут неадекватные реакции и дрянь в клетках. Я мог бы обновить кровь, но это не поможет. Нужно обновлять ткани, а на это нет времени.
– И это тоже не поможет, – прошептал Тим.
Что только ни делали с ним в реабилитационном центре, но Ирт врос очень глубоко – в кости, в мозг, в основы личности Чаги. Иногда Тиму казалось, что его кровь, обновляясь, воспроизводит Ирта снова и снова. Хотя на Дальних пределах стало легче. Не иначе как помогал целебный разреженный газ нерожденной вселенной по соседству.
– Это тебе следователь сказал, что улетишь?
– Ничего он не сказал. Этому пройдохе плевать. Я сообщил, что улетаю, и возражений не было. Ведь первый раз меня выпустили, выпустят и второй. Возможно, он это понимает.
– Тим Граув, – официальным тоном проговорил Кэмпбелл. – Заявляю как врач, что вы проверку не пройдете. Ещё ладно бы как-то, в составе исследовательской группы, например, но в статусе капитана – не пройдете.
– Капитана интендантской службы, – усмехнулся Тим.
– Ну и что, что интендантской? – брови над строгим взглядом поползли вверх.
– Ничего, полковник медицинского корпуса Сэмюэль Кэмпбелл, ничего. Просто интендантской службы.
– Ты что-то от меня скрываешь? – нахмурился Сэм.
– Возможно. Но ты в отпуске и к проверке отношения не имеешь. А еще ты мой друг и тебя ждет Лулу.
– Пытаешься манипулировать?
– Как? Сижу осуждаемый тобою, голодный и в одной простыне и не способен манипулировать даже пивом. Кстати, ты обещал этой бурдой угостить.
Сэм всплеснул руками и бросился к дальней стене отсека.
Когда корабль приблизился к солнечной системе, и члены экипажа повыползали из камер глубокого сна, Кэмпбелл взялся самостоятельно варить пиво. До Земли было рукой подать, энергии на корабле хватало, и можно было синтезировать пиво на хорошую попойку для всей команды. Но все это, как заявил Сэм, будет подделка и штамповка, а он приготовит натуральный продукт.
Кэмпбелл насиловал синтезатор добрые несколько часов, заставляя его плеваться каким-то хмелем, разными зернами, имбирем и прочими дурацкими специями. Потом прямо в медотсеке взялся кипятить пивную смесь, вынуждая каждого члена экипажа хотя бы разок заглянуть на одуряющий запах. Сам доктор гостей совершенно игнорировал, прыгал, как мячик, в стерильной операционной с ложкой наперевес и бормотал под нос что-то маловразумительное. Потом изменил пространство медотсека и устроил в стене небольшую прохладную нишу. Она быстро приобрела статус священного места, к которому нельзя приближаться, не приняв стерилизующий с ног до головы душ.
Но пережив, переволновавшись весь многообещающий процесс варки и ускоренного брожения пива, команда ни глотка не попробовала. Кэмпбелл что-то там не рассчитал и в обещанные пару дней не уложился. После приземления твердо заявил, что пиву еще стоять минимум сутки, и он не позволит осквернять продукт просто потому, что они прилетели раньше, чем он ожидал. Народ разочарованно поворчал, но Земля манила сильнее, и Сэмюэль остался с Тимоти расхлебывать добрую сотню литров эксклюзивного варева.
И вот час настал.
Полковник службы спасения медицинского корпуса Сэмюэль Кэмпбелл торжественно внес две высоких, пенящихся янтарем кружки. В глазах пивовара отражалась такая же янтарная, нескрываемая гордость своим творением. Видок был смешной, но Тим принял возвышенный вид, протянул руку, и холодное запотевшее стекло приятно легло в ладонь. По спине пробежал озноб.
– Пробуем.