В ста метрах от сектора парковки раскинулось светло-серое полукруглое здание, распахивающееся к небу веером серебристых лепестков. Не столько серых, сколько розоватых от отсветов утреннего солнца. Здесь определенно было неплохо, вот только никакой возможности развалиться с бутылочкой в гамаке. Никита усмехнулся. Министерство обороны умело производить впечатление расслабленной, дружелюбной организации. Как будто распахнутое сердце не прикрывала заряженная до горловины ствола пушка.
Иллюзия, все иллюзия. Даже в домашней пижаме пехотинец есть пехотинец, и лучшее, что он умеет делать, – это бегать и стрелять. А вот и она – мамашка иллюзий – конусная башня, уходящая в воду бесцветным покатым боком. Вдоль нее по пересечению рельсов перемещались модули-генераторы силовых полей, процессоры всей этой великолепной геометрии.
Не существовало ни светло-серого здания, украшенного высокими окнами и серебристыми гребнями, ни зала заседания в центре, ни разнообразных, с большим вкусом созданных помещений для отдыха и неофициальных бесед, которые примыкали к центральному залу. Были только перекрестия силовых полей, сгустки энергии, имеющие плотность, структуру и цвет. Обман. Псевдовещество. Только пространство выстроено в другом стиле, нежели у судейских и в прокуратуре. В ведомстве Ларского предпочитали колонны, позолоту, порфир и витые бордюры.
Дорогая силовая архитектура гарантировала безопасность. Серый, изящно прорезанный окнами полукруг здания, что на несколько этажей уходило под землю, не мог разрушить даже прямой удар из ионной пушки. Не говоря уже о том, что мыс Канаверал находился под прикрытием форпоста Луны и его истребительных баз. Никто пока не нападал, правда. Но мало ли что… До недавнего времени и трупа таракана никто на Земле не видел.
– О! Никита Сергеевич! Давно не виделись, – зарокотал кто-то сбоку. – Как идут дела на Филиппинах, генерал-майор?
– Как у слепца, который тащит на горбу незрячего, – поморщился Ларский.
Марра добродушно хмыкнул и поковырял ногтем кончик носа. Генерал-лейтенант разведки был давним знакомцем Ларского. Под его внушительной и добродушной внешностью пряталось много рифов и тайных течений, самой невинной из которых была страстишка охотиться на гигантских раков в Ледовитом океане.
– Незавидные тогда дела у слепца, – может не только упасть в яму, но и сломать себе шею. И ты при этом зеваешь по сторонам?
– Не выспался и не успел прожевать завтрак. А вид здесь неплохой, и бункер – прямо театр на побережье.
– Да ладно тебе. Ненастоящее оно и есть ненастоящее. Позвоночник не обманешь. Ты же знаешь, силовая конструкция никогда не покажется родным домом. На ней царапин не остается и следов от пролитого кофе.
Они пошли к широкому крыльцу, открывающему самый непритязательный вход в здание, без привычных для работника прокуратуры витых перил, колонн и амурчиков.
Никита опять вспомнил о Лизе, такой неизменно юной и прекрасной. Время не оставляло царапин на ее лице и теле. Никите часто казалось, что пространство по имени Лиза навсегда осталось для него не освоенным, не затронутым их совместной жизнью. Его жена была красотой, к которой он тянулся, но так и не смог дотянуться. И постарался испортить все. Чтобы она оставила его сама.
Народ внутри уже собрался и переговаривался, стоя группами или сидя вокруг большого обсидианового со светло-серыми и коричневыми прожилками стола. В этом царстве белых мундиров Министерства обороны Никита внезапно разозлился. Срочно захотелось дернуть обшлага и пройтись руками вдоль борта официального черного, как у всех прокурорских, кителя.
В ладонях почти зудело от желания что-нибудь оправить, хотя это была треклятая глупость – одежда сидела на нем безупречно, как и на всех. Каждый в этой комнате был запечатан в совершенно гладкий и сияющий, как фарфор, футляр мундира с чуть выступающим вперед нагрудным карманом. Белая форма армейских подразделений различалась только цветом лампасов, проблескивающих в центре золотой нитью, и обшивкой обшлагов на рукаве. Знаки различий отчетливо проступали на выпуклом нагрудном кармане. Обводы мундира подогнаны идеально, словно отшлифованы лазером по фигуре. Послушная каждому движению форма не сохраняла лишних складок. Они появлялись, только когда были нужны, и исчезали, не оставляя и следа на ткани. Приятно упругой при каждом движении и мягкой на ощупь, как лен.
Не вояки, а ожившие древние статуэтки из политеки Никиты. Даже армейские ботинки с толстой, тяжелой подошвой и округлым носком гладко и лаконично повторяли обводы стопы. Хотя сравнительно с великолепной парадной, форма повседневного служебного присутствия статусных лиц была очень проста.