Пыльца

В невыносимо зловонную грязь, и оттуда на яркий желтый свет. Солнце. Равнины любви. Запах рая. Я запуталась в цветах и травах, мое тело, казалось, состояло из чистого воздуха и дыхания Тени. Вдалеке в траве стояли двое. Я потянулась к ним и обнаружила Короля кебов Колумба и собственную дочь, неуправляемую Белинду.

Любовно приблизилась.

Покров корней, облако пыльцы. Мокрый язык орхидеи. Там была моя дочь, вся опутанная вьюном, который был и дорогами города. Один из стеблей туго обвился вокруг ее шеи. Пять пуль сонно-медленно летели от нее к юноше с золотыми волосами, имя его Тени было Колумб. Моя летающая голова двигалась в том же похоронном темпе.

«Мама…»

Слова, идущие от Тени к Тени.

«Помоги, пожалуйста. Он делает мне больно».

Пять пуль вяло поблескивали в полете.

– Кто тут у нас? – спросил Король кебов. – Еще один посетитель. Да, Колумб популярен.

Он поймал одну медлительную пулю левой рукой, другую правой и выкинул обе. Пули ушли в небо этого нового зеленого мира, прокладывая путь в другую историю. Третья пуля прошла в нескольких сантиметрах от тела правителя кебов и точно так же растворилась в воздухе. Четвертая ударила Колумба в незащищенную зону на груди, оставив в коже небольшое отверстие, из которого выплеснулась ярко-оранжевая кровь. Он засмеялся и потом слегка поморщился, как от слабого, но все-таки неприятного ощущения. Парящие пылинки, кажется, чуть-чуть колыхнулись, когда пуля нашла цель, словно были тесно связаны с ним.

– Ты об этом пожалеешь, Белинда, – медленно сказал он, и в его глазах отразилось намерение убить мою дочь. Пятая, последняя пуля все еще летела к нему миллиметр за миллиметром. Он собрал все силы и повернул пулю в призрачном воздухе, направив ее точно мне в голову. Пуля двигалась, как сонная черепаха.

– Колумб, не трогай ее! – Это крикнула Белинда. Из ниоткуда пробился дрожащий голос Томми Голубя: «Сивилла, где ты? Мой вирт весь изранен».

«Я с Колумбом, Голубь, – ответила я. – Центр карты. Райский город. Забери меня».

«Это непросто».

«Ну попробуй хотя бы».

Пуля была в десяти сантиметрах от моего лица. Белинда умоляла Колумба не убивать меня.

– Она тут ни при чем, Колумб. Все это только между нами. Одновременно она послала мне через Тень: «Извини, мама. Прости, что так получается».

Дорогая моя…

Пуля была в пяти сантиметрах от меня, а я не могла пошевелиться. И тогда я услышала голос Гамбо Йо-Йо, шедший через корни Тени к Белинде.

БЕЛИНДА, НАКОНЕЦ-ТО ТЫ ВЫШЛА НА СВЯЗЬ. СЕЙЧАС Я ВЫТАЩУ ТЕБЯ ОТТУДА. ГОТОВЬСЯ.

И в ту же секунду Томми Голубь приласкал меня пальцами-крыльями…

(Поцелуй пули на коже.)…вытаскивая мою голову обратно в реальность.

(Поцелуй продолжается.) Белинда, ты жестко приземляешься во Дворце Гамбо. Блаш кричит на тебя, размахивая пером.

– Ты его испортила! – визжит она. – Испортила мой Черный Меркурий! Посмотри, что ты наделала! Ты его скремила!

Блаш почти плачет от злости. А черное перо теперь совсем кремовое и совсем мертвое. Кремовый – цвет использованных перьев, которые уже не могут перенести тебя в сон. Белинда хочет сказать ей, что это Колумб скремил черное перо. Таким образом он закрыл им дверь. Но как это сказать?

В твоей руке цветок, Белинда. Смертоносная орхидея. Ты взяла ее с собой из Черного Меркурия. У нее шесть лепестков. Пять из них серебряные, как пули, шестой рябит куском карты Манчестера. Ты раздвигаешь лепестки, чтобы открыть рыльце и тычинку – щелку и член. Тычинки набухли пыльцой, даже пока ты смотришь в глубь завитков, они сваливаются с пыльников. Пыльца дрейфует в воздухе, исследует твои ноздри, не находит там для себя места и отправляется прямо к Блаш. И к Гамбо. И к Ваните-Ваните. Ко всем в комнате. Они устраивают драку за респираторы с криками и воплями.

Белинда, цветок светится серебром, и карта у тебя в руках. Смерть Койота – впустую. Убийца еще на свободе. И свирепствует аллергия. Новая адская карта. Тяжелая рука сжимает цветок…

Ты чувствуешь укол понимания, едва Гамбо бросает на тебя взгляд из-под респиратора.

– Святой Мик, детка! Ты что-то принесла с собой! Ты сорвала цветок в Вирте. Понимаешь, что это значит?

Понимаешь. Ты даже не помнишь, как принимала перо, но понимаешь, что произошел обмен. Ты ищешь в сумке атлас, но находишь только пустые пакетики из-под арахиса и вязаную шапочку.

Ты оставила Вирту пять серебряных пуль и карту Манчестера.

Пузыри. Пузыри пены. Слова. Плеск. Это я? Кто-то другой? Как это я говорю, у меня же нет головы? И где я вообще? Дома, на Виктория-парк? Темнота, Зеленоватая. Колючки. Пузыри слов. Головы нет. Просто плод. Черный сад. Шипы колют меня. Моя голова. Головы нет. Я умерла? Мне заглянули в Тени. Темнота. Потом зелень. Летают два светящихся червячка. Мои глаза, вот они. Головы нет, но глаза тут? Я расту? Расцвела? От поцелуя пули. Эти светящиеся червяки заполняют все.

«Дайте мне…»

Дайте мне открыть глаза.

Надо мной склонился Зеро и забулькал через респиратор:

– Как ты вообще, Сивилла? Ты вообще тут?

Его тело опухло от аллергии, я не могла вспомнить слов.

– Ты тут, Дымка? – повторил он. – Зря мы все это затеяли?