Пыльца

Он метет своими листьями по виниловому рисунку, создавая касаниями мягкую музыку. Это кажется прелюдией. А потом Койот преобразует веточку во впечатанную в память форму ключа, поворачивает замок, открывает дверь, проскальзывает внутрь.

Он дома.

Формирует веточку в точную копию ключа зажигания, выжимает сцепление, включает двигатель. Он полон сока. Бензина. Машина пенится жизнью. Он выстреливает ею – и город взвивается водоворотом цветов. Койот воет, превращает дорогу в жидкость, так, чтобы он мог проскользнуть по ее горлу. К Боде, где бы она ни была. Его последний известный шанс на любовь. Его инь. Он найдет ее, даже если это займет остаток его жизни, его второй жизни.

Сделай все как следует, такси-цветок.

Я прижимала к себе Белинду так крепко, как будто могла втиснуть ее в новую жизнь. Я несла ее из темноты на свет, а жидкий дым капал вниз, утекал сквозь пальцы. Больничная пустота. Манчестерская королевская больница. Добраться туда сквозь разбитые машины и перекрученные улицы было кошмаром. Только то, что моя Тень вцепилась в эту историю, позволило мне добраться так далеко. Кто-то в белом забрал у меня мою дочь. Моего второго ребенка… может, мое проклятие висит и над моей блудной дочерью? Может, я обречена быть матерью смерти? Снова потерять дочь – я пыталась не допускать этой мысли. В животе пульсирует боль. Я смотрела на Белинду, пока та не исчезла в белом коридоре, потом упала на больничный пол. Лентами дыма накатила тьма…

Проснулась. Другая комната, другой мир…

Белинда. Кровать. Приборы. Но от нее осталось так мало. Так мало…

Доктор искал глубоко внутри ее плоти сигналы – какой-нибудь маленький спрятавшийся кусочек жизни. Он уже зашил рану в моем желудке, сделанную Гамбо Йо-Йо. В любом случае это была поверхностная рана. В том смысле, что сейчас все было не важно, кроме жизни моей дочери.

Нечего ни сказать, ни сделать – только обнять раскрытое тело дочери так крепко, чтобы выдавить из плоти подобие дыхания. Только видимость. Белинда умирала: я перестала чувствовать ее Тень. Все пошло прахом: я, мир, мое дело. Приборы излучали грустную медленную волну.

Мой ребенок…

Стягиваю простыни с ее комы…

– Помогите ей! Помогите ей, доктор!

– Делаем, что можем, констебль Джонс, – слышится спокойный голос врача.

Я сорвала простыни с постели моей дочери… Обняла ее.

Обняла ее до смерти.

Дочь… дочь…

– Спасите ее. – Я повернула лицо к доктору, который углубился в возню с приборами. – Спасите ее, пожалуйста!

– Констебль Джонс… Трясу ее. Трясу Белинду.

– Я убила ее. Это я виновата. Я неверно прочла Тень! Это… Боже… Никогда так не бывало… Прошу! Спасите ее, пожалуйста!

Доктор казался бесстрастным.

Трясу и проклинаю.

Ответа нет. Держусь за Белинду. Держусь за воздух. Приборы стучат в тишине. Моя дочь умирает…

– Ее больше нет с нами, – говорит доктор.

«Прошу, нет…»

Я ушла глубоко. Глубже не бывает.

Плыву…

«Белинда… Белинда… Белинда…»

Моя Тень ворвалась в тело Белинды в поисках корня. Я шла по мертвым районам города. Ее лишенное карты тело. Покинутое Тенью. Я увидела клубок «бумер»-змей, свернувшихся вокруг ее сердца.

«Белинда… Белинда…»

Этот момент… самый плохой во всей истории…

«Не отдам!»

Я послала в нее собственную Тень – загоняя ту глубоко в вены, в сердце, в мозг, в кожу. Во всю Белинду.

«Ну же! Давай! Хоть раз выдави из себя каплю любви…»

Крошечное движение… ее шея…

«Прошу…»

Я текла сквозь слои мускулов, надеясь найти последний сохранившийся след дыма. Но встречала только мертвую плоть, остановившееся сердце, сжавшийся мозг. Сознание Белинды уступило место призраку. Никакой надежды. Никакой надежды…

Я вогнала себя еще глубже в нее, отдала ей свою Тень, разрубив последний узел своей любовью. Моя Тень покинула меня, оставив лишь дыру внутри.

«Это тебе, неблагодарная девчонка! Охуительного тебе дня рождения!»

Белинда вдохнула…

Тенепад.

В тот день моя девочка умерла на моих руках.

А потом снова начала дышать. Это было тихое дыхание, но самое лучшее, какое я слышала. Она снова начала дышать.

«Белинда, прими этот дар твоей душе. Прошу, живи! Пожалуйста, живи, мой тупой замученный воин!»

Ее глаза открылись. Я чувствовала, как их открывают изнутри. Во мне больше ничего не дымилось, я отдала всё – но Белинда открыла глаза. Оно того стоило. Я знала, что оно того стоило.

Мое тело иссыхало, лишившись Тени; я чувствовала себя, как опустевшее мясо. Новорожденная Белинда оттолкнулась от меня.

– Мама! – закричала она.

Это было мое имя. Ее имя.

Моя Тень ушла в ее тело взамен той, что она потеряла. Я стала собственной дочерью, призраком поселившись в ее коже. Белинда не знала, с кем говорить: с собой или с матерью. Мы стали единым целым, слова были излишни.

В реальном мире Белинда вышла из комы, вскрикнула один раз, назвала мое имя, а потом вновь с глухим стуком упала на кровать.