Пышечка

Однажды мама Эл выиграла пару авиабилетов на работе и немедленно предложила второй билет Люси. Они собирались в «Долливуд» – исполнять мечту. Строили планы, просматривали отели, приценивались к аренде машин. А в день отъезда три часа добирались до ближайшего аэропорта, только чтобы выяснить, что Люси придется выкупить еще одно место в самолете, так как в одном кресле она не поместится. Люси рассказывала, что сотрудники авиакомпании были вежливы, но непоколебимы. В общем, она пришла в абсолютный ужас и решила, что лучше никуда не лететь вообще, чем занимать в самолете два места. Миссис Драйвер привезла для Люси сувенир. Видно, что дорогой: петелька, чтобы подвешивать шар, сделана не из проволоки, а из красной бархатной ленты.

Я плетусь в свою комнату с украшением и пустой анкетой. Изучив ее, я с немалым удивлением обнаруживаю, что требований к участницам только два: возраст от пятнадцати до восемнадцати лет и разрешение от родителей. Я столько требований напридумывала сама, что теперь никак не могу переварить то, насколько же на самом деле просто принять участие в конкурсе и как много девушек могут себе это позволить.

На ум мне приходит шальная мысль, но я поспешно запихиваю анкету в нижний ящик своего комода.

С черного хода заходит мама, и ее голос заполняет дом:

– Не думаю, что она достаточно адекватна, чтобы входить в этот комитет. Мне жаль, но наш город не готов к открывающему номеру под Бейонсе.

Я не могу сдержать смех: мама произносит ее имя как «Бэйонсэй».

– Да-да, даже если это, как она утверждает, одна из приличных песен. А потом на меня спустят всех собак – вот уж нет, спасибо.

Я плюхаюсь на кровать. Снизу прибегает Буян и ластится ко мне, пока я не сдаюсь и не принимаюсь чесать ему подбородок.

– Неважно, готовы или нет, регистрация откроется на этой неделе, – говорит мама.

Я хватаю с тумбочки магический шар и хорошенько его встряхиваю.

Судьба говорит: да.

Двадцать шесть

Утром в воскресенье я переживаю тяжелейшее эмоциональное похмелье. Вчера вечером я приняла абсолютно идиотское решение. Я убеждаю себя, что не обязана воплощать его в жизнь, потому что никто, кроме меня, о нем не знает. Если я струшу – единственным свидетелем останусь я сама.

Так бывает, например, когда кто-то роняет поднос с обедом в школьной столовой, а замечаешь это только ты. И если ты не поможешь, никто об этом не узнает. Ты один будешь в курсе.

Весь день меня качает из стороны в сторону, и я даже не замечаю, что, кажется, наша с мамой холодная война закончилась.

После ужина я запираюсь в комнате, чтобы почитать кое-что по программе, но через некоторое время обнаруживаю у себя в руках анкету для участия в конкурсе. Не думаю, что она сильно изменилась с девяносто четвертого года.

Сама мысль о том, как я уверенно плыву по сцене в пышном вечернем платье, абсурдна.

Люси многого не делала в этой жизни. И не потому что не могла, а потому что говорила себе, что не может, и никто не убедил ее в обратном. Не буду обманываться и утверждать, что в последние несколько лет Люси была иконой здорового образа жизни, но как же чудовищно не позволять себе самых желанных вещей из-за такой ничтожной причины. Не думаю, что ей так уж хотелось участвовать в конкурсе, но, даже если бы безумно хотелось, она бы этого не сделала.

Я беру телефон и жму на вызов.

– Привет! Совсем скоро на свободу, – говорит Эл.

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Давай.

Еще не поздно отступить и поболтать о чем-то незначительном. Или рассказать ей о Бо и о том, что какая-то часть меня до сих пор не может его отпустить – даже сейчас, когда голова забита совершенно другими проблемами. Но вместо этого я говорю:

– Я буду участвовать в конкурсе «Мисс Люпин города Кловера».

На секунду в трубке повисает тишина. Мне хватило бы времени воспользоваться паузой и сказать: «Шучу!»

– О. Боже. Да!

– Ты не считаешь, что я чокнулась?

– Ну, ты абсолютно безумна, но это будет бесконечно круто.

– Вот уж не уверена.

– Ты сказала маме?

Я потираю лоб.

– Господи. Нет. У меня пока нет плана действий. Я просто знаю, что хочу участвовать. Но скрыть от нее так и так не получится.

– У нее будет истерика.

– Ага. Ну, ей всегда было за меня неловко. Так почему бы не предоставить ей весомый повод?

Даже если Эллен и не согласна, она мне этого не говорит.

– Нам нужно разработать стратегию. Что ты делаешь завтра?

– Работаю, но навряд ли Алехандро будет возражать, если ты зайдешь.

– Заметано. Я. Ты. Завтра вечером.

Я кладу трубку и убираю старую анкету. Теперь, когда я рассказала Эл, она не позволит мне дать заднюю.

Я пытаюсь уснуть, но настолько взвинчена, что меня не может успокоить даже Долли.

Двадцать семь

Утром в школу меня привозят Эллен и Тим, дабы мне не пришлось идти через парковку, ведь для Патрика Томаса я теперь официально враг номер один. Но то ли все выкинули инцидент из головы, то ли он за прошлую неделю утратил остроту, поскольку в школе, за исключением нескольких шепотков, относительно спокойно.